Безликий бог: Египетский цикл - [27]

Потом я услышал шаги. Дверь соседней комнаты распахнулась, и на пороге появился туземец. Он глядел на меня со страстной мольбой, а с его губ слетало невнятное бормотание — словно он, силясь предостеречь меня, перешел на родной арабский. В том, что он о чем-то предупреждал меня, не было никаких сомнений.

Он простоял так лишь мгновение; рука Вейлдана опустилась ему на плечо и втащила в комнату. Дверь захлопнулась и голос араба зазвучал еще громче, почти переходя в крик. Вейлдан прокричал что-то неразборчивое, послышался шум борьбы, приглушенный грохот, затем — тишина.

Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась и появился Вейлдан; он утирал лоб и прятал глаза.

— Парень решил повздорить насчет платежей, — объяснил он, глядя в пол. — Но информацию я получил. После он вышел к вам и стал просить денег. В конце концов пришлось вышвырнуть его через заднюю дверь. Я выстрелил, чтобы его испугать; эти туземцы такие впечатлительные.

Я не произнес ни слова, когда мы покидали дом, и ничего не сказал Вейлдану, когда по пути назад он начал торопливо красться по темным улицам.

Я сделал вид, что не заметил, как он вытер руки платком и поспешно запихнул его обратно в карман.

Профессора могла бы привести в замешательство просьба объяснить, откуда взялись эти красные пятна…

Я должен был что-то заподозрить уже тогда, должен был тотчас же отказаться от участия в предприятии. Но на следующее утро, когда Вейлдан предложил совершить верховую прогулку по пустыне, я никак не мог знать, что нашей целью окажется гробница.

Сборы ведь были такими недолгими. Две лошади, легкая закуска в седельных сумках, маленькая палатка «для защиты от полуденной жары», как сказал Вейлдан — и мы вдвоем поскакали в пустыню. Никаких приготовлений, никакой шумихи, точно речь и впрямь шла о пикнике. Комнаты в гостинице оставались за нами, никому не было сказано ни слова.

Мы выехали за ворота и помчались по спокойным, ровным пескам, простиравшимся под буколически-синим небом. Около часа мы скакали под безмятежными, хотя и палящими лучами солнца. Вейлдан был чем-то озабочен и все время, словно в поисках какого-то ориентира, оглядывал монотонно тянувшийся горизонт; но ничто в поведении профессора не намекало мне на его планы.

Я увидел камни, лишь когда мы подъехали к ним совсем близко — большие грозди белых валунов проступали под песчаными склонами невысокого холма. По форме его можно было заключить, что видимые камни — не более чем бесконечно малая часть глыб, скрытых под напластованиями песка; однако в их размерах, очертаниях и расположении не было ничего необычного. Они были самым случайным образом разбросаны по склону холма и ничем не отличались от дюжины других небольших скоплений камней, которые мы миновали по пути.

Вейлдан ничего не сказал и лишь предложил спешиться, поставить нашу маленькую палатку и перекусить. Мы вбили колышки, втащили в палатку несколько плоских камней, назначив им роль стола и стульев, а вместо подушек положили на последние наши походные одеяла.

И только во время ланча Вейлдан поделился со мной сногсшибательным известием. Камни перед входом в палатку, заявил он, скрывают вход в гробницу. Песок, ветер и пыль пустыни сделали свое дело, надежно защитив святилище от непрошеных гостей. Туземный сообщник Вейлдана, изучив всевозможные указания и слухи, сумел обнаружить это место, хотя так и не рассказал, каким образом ему удалось это сделать.

Как бы то ни было, усыпальница перед нами. Согласно некоторым манускриптам и обрывочным свидетельствам, она никак не охраняется. Нам нужно лишь откатить в сторону несколько валунов, закрывавших вход, и спуститься.

Вейлдан вновь искренне заверил меня, что ни малейшая опасность нам не грозит.

Мне надоело изображать простофилю. Я стал дотошно его расспрашивать. Почему жреца Себека похоронили в таком уединенном месте?

Вероятно, отвечал Вейлдан, он бежал со своей свитой на юг и умер в пустыне. Быть может, его изгнал из храма новый фараон; с другой стороны, в более поздние времена жрецы являлись магами и колдунами, которых часто преследовали и выгоняли из городов разгневанные жители. Наш жрец, спасаясь от преследований, умер и был похоронен здесь.

В этом и заключается причина того, что подобные мумии почти не встречаются, продолжал свои объяснения Вейлдан. Приверженцы извращенного культа Себека обычно хоронили своих жрецов в тайных городских усыпальницах, и эти усыпальницы давно были уничтожены. Поэтому лишь в редких случаях, когда изгнанного жреца погребали в каком-нибудь пустынном месте, удается найти его мумию.

— Но сокровища? — настаивал я.

Жрецы были богаты. Беглый чародей уносил свои сокровища с собой. По смерти жреца их, естественно, хоронили вместе с ним. У некоторых жрецов-отступников, занимавшихся магией, был странный обычай: они требовали, чтобы их мумифицировали, сохраняя жизненно важные органы в неприкосновенности, что диктовалось их суевериями, связанными с земным воскрешением. Поэтому мумия может стать необычной находкой. Погребальная камера, надо полагать, представляет собой пустое помещение с каменными стенами, где находится саркофаг с мумией. Жреца похоронили в такой спешке, что едва ли кто-либо успел защитить усыпальницу проклятиями, заклятиями и прочей потусторонней абракадаброй, которая, похоже, меня так страшит. Мы без труда войдем внутрь и завладеем добычей. В окружении таких жрецов наверняка были опытные храмовые мастера, умевшие правильно бальзамировать тело; требовалось немалое искусство, чтобы сделать это как полагается, не удаляя критические органы, и тем не менее, эта последняя процедура была необходима в силу своего религиозного значения. Следовательно, мы можем не беспокоиться о сохранности мумии.