Бежать от тени своей - [57]

Вероятно, ей не из чего было выбирать. Город она не знала, спать было еще рано. В силу этого мой план был осуществлен во всех деталях. И я догадался, что, видимо, ради этой неожиданной встречи сюда и пришел… Пришел назло всем моралистам, назло мудрецам на полках, отдыхающим в монастырской тишине подвала, назло добродетельным идеям в моем собственном романе.

Я не обманул Астру. В тот же вечер начал читать ей главы из романа и читал три дня подряд. Выходил только для того, чтобы пополнить запасы еды и питья. Деньги таяли, как снег весной: сначала мои, затем ее. Кошек я, разумеется, не имел времени ловить; Волли их тоже не ловил, потому что обычно уходил от нас настроенный ко всему на свете миролюбиво. Результат стал вскоре ощутим…

Следовало что-то предпринять. Астра, сообразив, что дольше увлекаться литературой, нарушая производственную дисциплину, неумно, подсчитав оставшиеся деньги, предложила поехать к ней в Ригу, где обещала предоставить мне более приличное пристанище.

Эвакуацию произвели своевременно…

Глава 23

Едва вышли на привокзальную площадь и встали в очередь на такси, с меня спала трудно объяснимая напряженность, словно я приобрел какую-то неопределенную свободу. Рига на меня всегда действовала ободряюще, почему – объяснить трудно.

Этот город мне кажется более интернациональным, чем любой другой в Советском Союзе. Здесь можно встретить уроженцев всего Союза, но здесь нет той кичливости, какую иной раз можно наблюдать в республиках Кавказа, и нет той чопорности, какая встречается в иных прибалтийских. Мне нравятся бесчисленные маленькие кафе, где можно выпить, не напиваясь, с восьми утра, получая к тому же необходимую закуску. Я не был в Париже и вряд ли когда-нибудь там буду, но Рига представляется мне Парижем, хотя и нет здесь этой дешевой подделки ночной жизни, которой пытаются щеголять в иных городах.

Так или иначе, прибыв в Ригу, я вздохнул облегченно. Первую ночь мы провели у ее подруги, затем поселились на улице Диклю, что за Двиной, на окраине города, в одноэтажном зеленом деревянном доме. Сняли в нем отдельную квартирку: две комнаты, кухня, газ. Вода на улице, уборная в коридоре, отопление печное. Если учесть, что за все (плюс мебель и кухонная утварь) мы платили всего лишь три красненьких в месяц, можно сказать, нам крупно повезло. Я не стал выяснять, каким образом Астре удалось найти эту квартиру.

Здесь я оказался во власти той формы алкоголизма, которую называют запойной. Длится она несколько недель. Астра сыграла в этом известную роль. Конечно, если быть справедливым, она виновата меньше всего: в недавнем прошлом ее мать вынудила ее выйти замуж за своего любимца, молодого красавца, который за полгода их совместной жизни довел ее до покушения на самоубийство, – к счастью, ее успели спасти. Потом ее долго лечили в неврологическом институте. Словом, она была напугана жизнью и призналась мне, что прячется в «шнапсе» от страха.

– Я слабая, сама не справляюсь, – сказала она.

Но ей нужна была сравнительно небольшая доза, для меня же малая доза служила началом большой, и я, как костер, заполыхал и горел.

Конечно, Астра была немного Спичкой. Мне же следовало превращаться не в костер, а в огнетушитель. Чтобы стать им, нужно было просто, по-человечески освободить ее от всех оснований для страха, а они, в сущности, заключались в ее полном одиночестве. Сделать же это можно было, только женившись на ней. Тогда она приобрела бы смысл жизни, что и защитило бы ее от всех страхов. Но я не защитил ее…

Хотя я уже имел рукопись с образом «обыкновенной девушки», этот образ не был совершенен. И в Астре я интуитивно надеялся открыть нужные мне черты характера. В ней было много именно того, чего недоставало моей героине: ум, начитанность, женственность, чрезвычайно развитое чувство товарищества. На нее можно было положиться в любой ситуации – не бросит в беде. И была необходимая для мужчин в женщине незащищенность. Но вместе с этой незащищенностью в ней было недоверие к людям, к жизни в целом и самой себе. Она упорно держалась мысли, что никогда не будет счастливой, потому что ее невозможно всерьез полюбить, и приводила много всевозможных доказательств этого, и прежде всего такое – она некрасива. Мы много говорили об этом, спорили, но я не имел, не находил сил для убеждения ее в обратном и, как теперь понимаю, не мог их иметь. Ее недоверие ко всему оказалось заразительным – ведь и у меня нередко были периоды сомнения и недоверия к себе. В конечном счете не я ее, а она меня убедила, сама того не понимая, в моем собственном бессилии. И, разумеется, смешно было и подумать, что в таком состоянии можно было работать над романом, который я совершенно забросил. Единственное, что написал, не вдаваясь в объяснения, – заявление в редакцию с просьбой о продлении срока договора.

Мы с Астрой дружно прятались от наших страхов и сомнений в зеленых волнах призрачной радости, пытаясь отыскать себе оправдание в стихах Омара Хаяма:

Когда бываю трезв – нет радости ни в чем,

Когда бываю пьян – ум затемнен вином.

Но между трезвостью и хмелем есть мгновенье,