Безграничная любовь - [44]

Эдисон бродила теперь по палубе корабля как пьяный матрос. Она очень много падала, и Джинкс относила это на счет качки и слабости нетренированных мышц малышки.

Попугай Кэп'н Кидд стал теперь неотъемлемым членом семьи. Он был примерно с фут длиной, тело — зеленое, а голова — желтая. Перья хвоста отливали голубым, зеленым и пурпурно-красным. Эрик объяснил ей, что обычно попугаев очень трудно научить говорить, но что, очевидно, Кэп'н Кидд умнее, чем большинство попугаев. Он часто улавливал слова и вставлял их в разговоры, вызывая этим всеобщее веселье.

Когда бы они ни поднялись на палубу, Кэп'н Кидд приветствовал их, слетая со своего насеста и выкрикивая: «Черт подери, черт подери!»

Эрик был доволен своими новыми помощниками, особенно Мак-Леодом.

— Мак тяжелый человек, — сказал он, — но справедливый.

Младшие члены экипажа не так радовали , его, на борту было уже две драки, но Мак быстро и спокойно разнял дерущихся. Крау сказал Джинкс, что один из членов команды был уже закован в кандалы.

— А что он сделал? — спросила она. На борту их корабля никогда раньше не было такого.

— Хотел ударить ножом мистера Мак-Леода. Мак-Леод хлопнул его по голове дубинкой и заковал его в кандалы, пока он не очухался.

— О Боже! — Никогда раньше помощники капитана на их судне не носили дубинок.

Джинкс старалась избегать Мак-Леода, но он, казалось, был вездесущим. Даже когда его не было видно, она чувствовала на себе его задумчивый взгляд, и от этого ей было не по себе.

Но время бежало быстро, и не успела Джинкс оглянуться, как на горизонте уже показались Большие Острова.

Несмотря на то что они часто посещали Гонолулу, Джинкс так по-настоящему и не осмотрела Острова. В первые несколько раз ее мучила морская болезнь; потом срок ее беременности был уже слишком большим; потом Элисон была чересчур мала, а в июне вооруженное восстание против короля Калапауа помешало ей осмотреть их. И только теперь она наконец познала красоту Островов, от которой захватывало дух.

Эрик сводил ее в район вулканов и к королевскому двору, где главным образом сосредоточивалась культурная жизнь Островов, но больше всего ей понравился уединенный уголок, который они обнаружили, потому что там они могли наслаждаться солнцем и плаванием.

К сожалению, Эрик чаще всего бывал занят, и Джинкс, которой наскучил вид гавани и грязного города, начала осваивать Острова вместе с Эдисон.

Вскоре она уже до краев насытилась экзотической красотой Островов — голыми скалами, падающими к коралловым пляжам, шумом голубого прибоя, алыми коврами тюльпанов и горными вершинами, купающимися в золотой дымке, которую гавайцы называли «жидким солнцем».

«И конечно же, самыми замечательными, — думала она, — были благоухающие олеандры, чьи нежные бледно-зеленые листья и желтые цветы мерцали в солнечных бликах, еле слышно подрагивая на ветру».

Чувственное язычество золотокожих полинезийцев устояло против пятидесятилетней миссионерской деятельности белых, и их праздная томность была очень заразительной.

— Островная лихорадка, — назвал ее Эрик. — Все туристы заболевают ею. Она рассмеялась:

— Ну, я не собираюсь поддаваться этой чепухе. Я просто буду наслаждаться жизнью. — Она переняла у них приспособление — что-то вроде цветного зонтика, который можно было быстро раскинуть над головой в понравившейся лагуне.

Там, на усеянном пальмами пляже с белым песком и прозрачнейшей водой, она могла купаться, не боясь, что ее побеспокоят, как в детстве — в Хэрроугейте.

Как раз в такой лагуне, неподалеку от Коко Хэда, когда она чувствовала себя необыкновенно счастливой от мыслей о том, как она соединится с Райлем и все трое они заживут в любви и спокойствии, Джинкс и заметила в первый раз, как часто падает Элисон.

По мере того как малышка практиковалась в ходьбе, походка ее не улучшалась, и теперь уже ее падения нельзя было списать на счет корабельной качки. Наблюдая за ней, Джинкс начала бояться, что дело было вовсе не в слабых мышцах или в отсутствии координации. Эли, казалось, сама себе подставляла ножку.

Она попыталась было уговорить малышку походить еще, но Эли хотела спать и отказалась подчиниться ее просьбам. В конце концов дочка уснула в тени маленькой пальмы, а Джинкс стала осматривать изящную маленькую ножку. Это нормально, что у лодыжки она так изгибается? Элисон встала в пять месяцев, а пошла — в девять. Конечно, если бы что-то было не в порядке с ее ножками, она не встала бы и не начала бы ходить так рано. Но почему правая ножка изогнута больше, чем левая?

С тревогой в груди Джинкс легла поодаль от ребенка.

— Иди сюда, дорогая, — позвала она Эли, когда та проснулась. — Иди к маме. — Она вытянула руки в поощряющем жесте. Эли поковыляла к ней по пляжу. Она вытянула ручки, на личике ее сияла улыбка. Но взгляд Джинкс был устремлен только на крошечную ножку. Постепенно ее тревога переросла в ужас. Правая ступня девочки была как бы изогнута вовнутрь, и она шла, наступая на край ступни. Левая нога в результате наступала на правую, и малышка падала.

«Ох, малышка моя, — заныло у Джинкс внутри. — Что я с тобой сделала?»

В последний месяц Джинкс мечтала о том, чтобы быть с Райлем, мечтала о том, чтоб выйти за него замуж и иметь с ним еще детей. Она так старалась не придавать значения тому, что Райль — наполовину брат ей, что почти убедила себя, что они смогут быть вместе и что когда она найдет его, все будет хорошо. В конце концов, не было ли совершенство Эли доказательством того, что Бог не против их любви? Но теперь, увидев недостаток дочери, Джинкс поняла, что мать была права. Бог пометил невинное дитя, наказав тем самым злодеяние Джинкс. У ребенка была деформирована ступня. Этого нельзя было не заметить. Под вечер Джинкс пришла на «Тихоокеанскую колдунью». Эрик еще не возвращался. Она оделась и быстро упаковала необходимые вещи. Письмо Эрику далось ей нелегко: