Бездна смотрит на тебя - [4]

Аркадий Петрович открыл ящик стола, достал лист бумаги, протянул ей.

— Здесь телефон и адрес. Свяжись-ка, с ним, Саломея, поговори!

Антон Сергеевич недоумённо поднял глаза на генерала.

— Не смотри так, Антон! — Выразительно обвёл взглядом мужчин. — Всем работы хватит! Ничего страшного! Сколько бьёмся, — устало махнул рукой, — зацепок-то, никаких! Давайте, так. — Генерал вкратце изложил план. Она, то есть Саломея отрабатывает свою версию, — Пашков ей поможет всеми силами, а его коллеги обозначат свой круг поиска преступника, о чём доложат на следующем совещании. И ей, Саломее, на нём присутствовать необязательно. Обменялись визитными карточками, коротко простились. Саломея вышла из здания. Взглянула на панель мобильного. Битых три часа «сражалась» в кабинете генерала, пытаясь что-то объяснить! Хорошенькое начало!

Июльский ветерок лёгким дуновением взметнул подол шифоновой юбки. Воздух оставался прохладным, благодаря пышным кронам вековых деревьев по обочинам тротуара. Они мужественно принимали на себя буйные солнечные лучи, подставляя верхушки безжалостному летнему солнцу. Преломляли его, не пуская на землю. А солнце, во что бы то ни стало, пыталось отыскать лазейку в густой, ярко-зелёной листве. Прохожих почти не было. Лето. Разгар сезона. А она? Дала согласие! Только посмотрите на неё! Надо же! Но продолжать думать о грустном не хотелось. А перед глазами, как назло, — снимки с места преступления. Ругая себя, свою сверхвпечатлительность, на чём свет стоит, села в машину. За четыре года ни психологические тренинги, ни «полёты туда», не смогли уравновесить, успокоить её эмоциональное состояние. Она по-прежнему, принимала близко к сердцу всё и всех. Несколько минут назад строила из себя «крутую», а сама… «Чёрт бы их побрал! — злилась на себя. Вспомнила враждебность Антона, сомнения в голосе генерала. «Знала, ведь, что так будет! Старалась не дать повлиять на себя, не обращать внимания! Прав Антон! Не умнее я всех! Куда полезла?! И Вадик прав, к сожалению! Сидела бы дома! Хотя…! Что-то мне подсказывает…». Вдруг отчётливо услышала голос учителя: «Логика тебе не поможет…». Взглянула на листок. Телефон, адрес того славного старика. Это где-то на окраине. Поздно накручивать себя! Ладно, там видно будет!

Мельком взглянула в зеркало заднего вида, что было силы, нажала на газ. Тонким, пронзительным визгом отозвались тормоза. Автомобиль рванул с места.

Глава 2

Не доезжая двух кварталов, притормозила у обочины. Позвонила. На другом конце воскликнули:

— А! Вы та женщина со странным именем? — затем услышала объяснения, как проехать. — Я встречу вас!

Она немного проехала вперёд. Вдоль дороги тянулись обветшалые, потемневшие от времени пятиэтажные дома — хрущёвки. Даже, несмотря на установленные в редких окнах современные стеклопакеты, ясный, солнечный летний день и то, что они были построены у живописной черты густого леса, — когда-то ухоженного парка, — представшая панорама вызывала глубокое уныние. Саломея видела, — кем-то давно решённая неизбежность нависла над этим потерянным и заброшенным кварталом, — в скором будущем всё сравняют с землёй.

Навстречу спешил, опираясь на трость, среднего роста в поношенном костюме, старик лет восьмидесяти. Проницательные глаза его, неодобрительно как показалось, взглянули на автомобиль, затем на неё. Присмотрелся, что-то для себя решив, представился:

— Константин Григорьевич Большаков! — махнул рукой. — Не будем терять время!! Мне о вас всё известно! Прошу вас, идите за мной! — Слегка прихрамывая, энергично взмахивал рукой, и, с силой втыкая трость в землю, словно забивая неподдающийся гвоздь, направился к одной из пятиэтажек.

— О! Грыгорыч! — воскликнул нетрезвый, неопрятного вида мужчина, поднимаясь с облезлой старой лавки. — Подкинь сотенную! А? Грыгорыч? Соседи, как-никак! — полупьяная компания одобрительно завопила в унисон.

— Я б тебя подкинул куда-нибудь в Магадан, лет на десять! — проворчал Большаков.

— Ой, ой! Как страшно! — Нетрезвый взгляд скользнул по лицу спутницы старика. — Это кто же! Батюшки! Ну, чистая ведьма! Господи, прости! — Куражась, перекрестился.

— Ты, это, Грыгорыч…

— Ты, Жора, смотрю, совсем допился, раз ведьмы мерещатся! Так и до психушки недолго!.. — Жора захлопал бесцветными ресницами. Небритое, осунувшееся лицо стало пунцовым, кривой, кем-то свёрнутый набок, нос, посинел. Пытался ответить, замолчал, споткнулся о взгляд Саломеи.

Большаков жил на третьем этаже. Остановились у обитой коричневым дерматином двери. Провернул ключом в единственной замочной скважине.

— Проходите, — махнул рукой вглубь квартиры старик. Две смежные небольшие комнатки. Старая мебель. На стенах фотографии в рамках. Вдоль них — полки с книгами, под ними — перевязанные кипы старых газет, каких-то папок. Единственное украшение — роскошный комнатный цветок в красивом горшке на белом, щербатом подоконнике. Пахло сыростью. Захар Григорьевич аккуратно повесил пиджак на тремпель.

— Проходите, Саломея! — предложил снова. — Чай, вот, поставлю и поговорим.

Чай оказался, на редкость, вкусным, настоящим.

— Не понравилось у меня? Я видел! Вам хотелось выскочить отсюда! Я прав? — Улыбнулся. Живые глаза насмешливо взглянули на гостью. — Не возражайте! Всё верно! Понимаю! — поставил чашку на стол. — Я не представился, так сказать, до конца. Я — бывший следователь по особо важным делам при Генеральной прокуратуре. «Важняк». Так в народе нас окрестили. Пятнадцать лет назад подался на пенсию! В автокатастрофу попал, — кивнул на ногу, — меня уже коллеги и похоронить успели, ан, нет!