Бездна Челленджера - [25]

Штука в том, что мы никогда не видели в нем человека, одного из нас, только повод посмеяться. Потом я однажды увидел его на детской площадке. Мальчик играл сам с собой. Он был вполне доволен жизнью, и я понял, что его странное поведение лишило его друзей. Настолько, что он даже не знал, как может быть иначе.

Мне хотелось пойти и поиграть с ним, но я боялся. Не знаю, чего. Может, его битье головой было заразно. Или его отсутствие друзей. Хотелось бы мне знать, где он сейчас, чтобы я мог сказать ему, как я его понимаю. И как легко вдруг очутиться одному посреди детской площадки.

59. Как угорелые

Я ни разу не прогуливал уроки. За уход из школы без разрешения нарушителю грозит остаться после уроков или что похуже. Я никогда не нарываюсь на наказания. Но есть ли у меня выбор? Повсюду знаки. Они окружают меня. Я знаю: что-то случится. Что-то плохое. Не знаю, что это будет и откуда придет, но оно явно принесет с собой страх, боль и слезы. Ужасно. Просто ужасно. Теперь их полно — этих типов с плохими намерениями. Я постоянно натыкаюсь на них в коридорах. Сначала он был один, но зло распространяется, как заразная болезнь. Как плесень. На переменах они посылают друг другу тайные сигналы. Они что-то замышляют — а поскольку я их раскусил, я и стану жертвой. Первой из многих. Или, может, заговоры плетут не дети, а учителя. Нельзя сказать наверняка.

Но я знаю, что стоит мне выйти из центра событий, как все утихнет. Что бы они ни замышляли, этого не случится, если я уйду. Этим я спасу всех.

Звенит звонок. Я выбегаю из класса. Не знаю даже, что это был за урок. Учитель говорил по-тарабарски. Сегодня все голоса звучат глухо сквозь такую толщу жидкого страха, что никто даже не заметит, если я утону в ней и уйду на дно какой-нибудь бездонной впадины.

Мои ноги по привычке хотят идти на следующий урок, но другая, более могущественная сила направляет их к главному выходу. Мои мысли бегают, как угорелые.

— Эй! — кричит мне вслед учитель, но это растерянный, бессильный оклик. Я выберусь отсюда, и никто меня не остановит.

Я перебегаю улицу. Ревут клаксоны. Меня не собьют. Силой мысли я отодвигаю машины со своего пути. Слышите, как скрипят тормоза? Это все я!

Наискосок от школы стоит торговый центр. Рестораны, зоомагазин, забегаловка с пончиками. Я на свободе, и все же нет. Потому что за мной плывет кислотное облако. Что-то плохое. Плохое. Не в школе — о чем я думал? Это с самого начала не касалось школы. Нет, у меня дома! Вот где это случится. С мамой, папой, сестрой. Они задохнутся в дыму пожара. Их подстрелит снайпер. Машина потеряет управление и протаранит нашу гостиную. Только это не будет случайностью. Или будет. Я ничего не знаю наверняка, кроме того, что случится какая-то беда.

Нужно предупредить семью, пока не стало слишком поздно. Но в моем телефоне внезапно сел аккумулятор. Это они разрядили его! Они не хотят, чтобы я предупредил родителей.

Я мечусь из стороны в сторону, не зная, что делать, и вдруг обнаруживаю, что стою на перекрестке и умоляю каждого прохожего одолжить мне телефон. У меня все внутри промерзает от мертвых, пустых взглядов, которыми меня одаряют. Никто не реагирует, только некоторые ускоряют шаг — наверно, видят застрявшее в моей голове стальное копье страха, вонзившееся в самую душу.

60. Говорят

Моя тревога улеглась. Невыносимое ощущение, что случится что-то непоправимое, утихло, хотя и не исчезло совсем. Родители не знают, что я ушел из школы раньше времени. Нам пришло автоматическое голосовое сообщение о том, что некий «Ка-ден Бош» пропустил не меньше одного урока: программа не может правильно произнести мое имя. Сообщение я удалил.

Я лежу на кровати и пытаюсь как-нибудь упорядочить хаос, заглянуть в загадочную пепельницу с остатками моей жизни.

Не то чтобы я себя не контролирую. Не то чтобы я хочу думать эти мысли. Они просто со мной, как некрасивые и ненужные подарки ко дню рождения, которые нельзя отдать обратно.

В голове бегают мысли, непохожие на мои собственные. Почти голоса. Они что-то говорят мне. Когда я выглядываю в окно, голоса в голове утверждают, что водитель проезжающей машины желает мне зла. А сосед, возящийся с разбрызгивателем, вовсе не ищет протечку. На самом-то деле каждый шипящий шланг — замаскированная змея, и он собирается науськивать их на всех домашних животных округи — в этом даже есть какая-то извращенная логика, потому что я слышал, как он жаловался на собачий лай. Голоса в голове меня даже развлекают — ведь никогда непонятно, что они скажут дальше. Иногда я не удерживаюсь от смеха, и люди вокруг любопытствуют, над чем это я смеюсь, но я не хочу им говорить.

Голоса в голове требуют, чтобы я что-то сделал. «Оторви со шлангов разбрызгиватели — отруби змеям головы». Но я не слушаюсь. Не собираюсь портить чужое имущество. Я знаю, что это не змеи. «Помнишь водопроводчика с нашей улицы? — говорят голоса-мысли. — На самом деле он террорист и тайком собирает бомбы. Угони его фургончик и столкни с обрыва». Но я не буду этого делать. Голоса могут требовать чего угодно, но им не под силу заставить меня делать что-то, чего я не хочу. Что не мешает им капать мне на мозги, заставляя думать обо всяких гадостях.