Бездна Челленджера - [15]

Фигура изучает меня, висящего у нее в руке, темными, как красное дерево, глазами:

— Следовало бы тебя бросить, — произносит она. — Ты смотришь на меня, как на вещь.

— Но ты и есть вещь, — замечаю я. Если я хочу выжить, этого не следовало бы говорить.

— И что с того? Мне не нравится, когда ко мне относятся подобным образом.

— Спаси меня! Пожалуйста! — прошу я. Мне стыдно, что приходится умолять, но выбора нет.

— Я над этим думаю.

Фигура крепко меня держит: пока она думает, я точно не упаду.

— За моей спиной много всякого происходит, не правда ли? — спрашивает она. Поскольку весь корабль за ее спиной, я не могу этого отрицать. — Они плохо обо мне отзываются? Капитан и его птица? Матросы и их засевшие в трещинах чудовища?

— Они о тебе вообще не говорят, — отвечаю я. — По крайней мере, при мне.

Ей не нравится мой ответ:

— Воистину, с глаз долой — из сердца вон, — произносит она с липкой горечью дубового сока и продолжает рассматривать меня. — Я сохраню тебе жизнь, — произносит наконец статуя, — если ты пообещаешь рассказывать мне обо всем, что творится за моей спиной.

— Обещаю.

— Очень хорошо. — Она сжимает мою руку еще крепче — там будет огромный синяк, но мне все равно. — Тогда навещай меня, чтобы скрасить мое существование. — Она ухмыляется: — Может быть, однажды я позволю тебе полировать меня, а не только бушприт.

Она начинает раскачивать меня, как маятник, и наконец закидывает на нос. Я больно шлепаюсь на палубу.

Я оглядываюсь. Рядом никого нет. Каждый предается своей собственной одержимости. Я решаю сохранить нашу встречу в тайне. Может быть, деревянная статуя окажется союзником, когда мне понадобятся союзники.

35. Необычный круг подозреваемых

Команда, достойная великой миссии, наконец набрана. Мы, полдюжины человек, собираемся в картографической комнате — своего рода библиотеке, как и его кабинет, заваленной свитками карт, на части из которых успел уже отметиться штурман. Вокруг заляпанного чернилами стола — шесть стульев. Со мной сидят штурман и девочка в жемчужном ошейнике с гримасой ужаса на лице. Напротив расположились еще одна девушка с волосами синее моря на Таити, парень постарше с лицом неудачника, которое Бог забыл снабдить скулами, и непременный жиртрест.

Во главе стола стоит капитан. У него нет стула. Так и задумано. Он возвышается над нами. Мерцающая за спиной капитана лампа отбрасывает на стол его тень в виде дрожащей кляксы, более-менее повторяющей движения капитана. Попугай примостился на груде свитков, запустив когти в пергамент.

Карлайл, уборщик, тоже тут. Сидит на стуле в углу и обстругивает ручку своей швабры, как будто хочет превратить ее в очень тонкий тотемный столб. Он наблюдает за всеми, но первое время помалкивает.

— Мы качаемся на волнах, таящих неизведанное, — начинает капитан. — В темной, дробящей кости глубине скрываются горы загадок… Но все вы знаете, что нас больше занимают не горы, а долины. — На этих словах его единственный глаз уставился на меня. Я понимаю, что он смотрит на всех нас, но мне все равно кажется, что он источает всю эту пиратскую поэзию ради меня одного. — Да-да, долины и впадины. Особенно одна — Марианская. И то место в ее холодной глубине, которое называется Бездной Челленджера.

Попугай садится ему на плечо.

— Наблюдали за вами мы с капитаном, — произносит птица. Сегодня она говорит, как мастер Йода.

— Действительно, мы тщательно изучали вас, — подхватывает капитан, — и с гордостью убедились, что именно вы достойны играть важнейшую роль в нашей миссии.

Я закатываю глаза при виде его попыток косить под пирата. Наверняка он даже пишет все через тройное «р».

На мгновение все замолкают. Из угла, не прекращая обстругивать ручку швабры, подает голос Карлайл:

— Конечно, я всего лишь муха на стене, но, по-моему, вам шестерым не помешало бы поделиться своими мыслями.

— Говорите, — приказывает попугай. — Говорите, не томите, все, что знаете про впадину, скажите!

Капитан ничего не говорит. Похоже, его немного раздражает, что инициативу перехватили попугай и уборщик. Он гордо скрещивает руки на груди и ждет, пока кто-нибудь подаст голос.

— Ладно, я буду первой, — говорит девочка в жемчужном ошейнике. — Там глубоко, темно и страшно, а еще жуткие чудовища, о которых я даже говорить не хочу… — И она рассказывает о монстрах, про которых никто не хочет слышать, пока ее не перебивает вечный жиртрест:

— Нет! — возражает он. — Самые страшные чудища не на дне впадины, они охраняют подходы к ней! И растерзают тебя прежде, чем ты спустишься туда!

Девочка в ошейнике, которая раньше заявляла, что не хочет об этом говорить, очевидно, все же хотела об этом говорить, потому что теперь она страшно недовольна, что ее перебили. Всеобщее внимание обращается на толстого парня.

— Продолжай! — приказывает капитан. — А вы все слушайте.

— Ну… монстры не подпускают людей к впадине, убивая и поедая всех, кто подойдет поближе. Не съест один — значит, проглотит другой.

— Отлично! — произносит капитан. — Ты умеешь рассказывать предания.

— Сказителем! — кричит попугай. — Быть ему сказителем!

— Тут все ясно, — соглашается капитан. — Назначаю тебя знатоком преданий.