Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - [85]
И в этот самый момент я чувствую, как гитарный ремень лопается, но из-за Клары, сидящей у меня на шее, не могу схватить инструмент, поэтому он с дребезжанием сваливается на лужайку грифом вниз, затем опрокидывается, наконец ложится на траву, и струны тихонько замолкают.
После краткого молчания мы все начинаем хохотать, и тут старшая дочь Софии выступает вперед и встает рядом с Томасом.
«Ты все уже сказал, – начинает девушка, у которой глаза Софии, и глядит на свою сестру. – Наша мама была совершенно особенной женщиной, и все вы, конечно, знаете, что у нее… – она осматривается и говорит тише: – …было одно последнее – противозаконное – желание».
Она откашливается, берет сумку, открывает застежку-молнию и вынимает черный круглый сосуд.
«Я думаю, мы сделаем это быстро и незаметно, чтобы проблем не возни…»
Она прерывает речь и смотрит назад, где внезапно, словно гром среди ясного неба, появляется белый автомобиль, прямо посреди парка. На кузове написано слово «Security»*, и шофер смотрит на нас сквозь солнцезащитные очки, в то время как машина медленно подъезжает к нам. Потом останавливается. Краем глаза я вижу, как Томас встает так, чтобы заслонить урну, а дочь Софии спокойно прячет ее в сумку. Дальше охранник парка приоткрывает стекло и смотрит на меня.
«Все в порядке?» – интересуется он.
«Да». – Я сглатываю. – «А у вас?»
«Все о’кей! – Он снимает свои очки и указывает на мою гитару, которую я держу в руке. – Вы тут музицируете?»
«Не-ет! – Я смотрю на инструмент. – То есть мы только хотели спеть одну пе…»
«Запрещено!» – Он жует жвачку.
«О’кей, извините… мы больше не будем!»
«Ладно, я уезжаю. – Он оглядывает нашу группу и поднимает бровь. – У вас тут библейский кружок или что-то в этом духе?»
«У нас?» – Я слышу тихий смех позади себя.
«Нет, не совсем».
Безопасность» (англ.).
«Ладно! – Он снова надевает солнцезащитные очки и поднимает стекло на дверце. – Тогда веселитесь дальше!»
«Спасибо!» – кричу я дружески, и мы все вместе, всей нашей траурной компанией машем этому любезному господину.
Как только он заворачивает за угол, все снова хохочут, но дочь Софии быстро вытаскивает урну.
«Итак! – говорит Томас и берет урну из рук дочери Софии. – Думаю, мы делаем это скорее символически, о’кей?!»
Траурная компания весело кивает, Томас открывает урну и развеивает пепел по лужайке вокруг дуба: «Вот, дорогая моя София, – говорит он, – хотя ты не можешь нас слышать, поскольку ты мертва, но все же мы исполнили твою последнюю волю! Все верно? – Он минуту ждет ответа, но потом качает головой и поворачивается к нам. – Это – официальное дерево-мемориал в память о Софии, но она сказала, что пусть о ней помнит кто хочет. Ну а теперь… – он убирает свои записки, – поехали на поминки!»
Несколько месяцев спустя Ангела Меркель стоит, сложив ручки, в Бундестаге и улыбается в связи с результатами голосования: 360 из 602 депутатов от всех политических групп одобрили законопроект, в котором эвтаназия полностью криминализирована>128. Только родственники, которые не располагают ни медицинскими познаниями, ни достаточными ресурсами, могут оказывать суицидальную помощь – и этим обрекают себя на пожизненное раскаяние. Другой проект, по которому некоммерческие объединения, которые по своему уставу не должны стремиться получить ни единого цента прибыли за эвтаназию, не проходит>129. Вместо этого подобные объединения запрещаются как якобы коммерческие, а врачи, оказывающие своим пациентам услугу эвтаназии, немедленно подлежат общению с прокурором, даже если все медицинские средства исчерпаны и человек при полном сознании выражает последнее желание – следуя самоопределению, безболезненно уйти из жизни.
Таким образом, христианская убежденность, навязывающая другим людям свои моральные представления, была распространена нашим федеральным правительством и на наше последнее решение. Паникерство христианского лобби, его выгодное положение в политике и не в последнюю очередь религиозность многих членов парламента стали причиной того, что больницы и хосписы могут впредь делать хороший бизнес на нашем умирании. Депутатам, очевидно, не был важен тот факт, что 80 процентов их избирательниц и избирателей требовали себе права на самоопределение относительно своей смерти>130. По-видимому, им было наплевать и на тот факт, что 180 немецких врачей заявляют в открытом письме: «Не только этически оправданно, но и полезно, и гуманно не бросать на произвол судьбы тяжко страдающего пациента, который сознательно решился на самоубийство»>131. И точно так же резолюция 150 профессоров уголовного права>132 не сумела пробудить в чиновниках разум – их христианские убеждения оказались сильнее.
В отличие от дебатов насчет обрезания мальчиков, по поводу которого законопроект был представлен и принят в Бундестаге в абсолютно рекордное время, вопрос о криминализации эвтаназии обсуждается уже давно. Но возникает и параллель с дебатами насчет обрезания: за пределами Бундестага приводятся объективные аргументы, зато внутри Бундестага политику делает мнение – и религия.
Но так оно и есть в «Божьей республике Германия»: ее население более просвещено, чем ее правительство.
