Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - [20]
Беньямин хихикает: «Так что слушай как следует…»
«Заткнись!» – Я слегка толкаю его локтем в бок, потом принимаю позу внимательного слушателя.
«Тот факт, что наш мозг начинает сам себя понимать, есть величайшая научная революция в истории человечества».
После этой фразы он выдерживает паузу. В зале царит тишина. Никто не отхлебывает из принесенных с собою стаканчиков, никто не шуршит маркером, не слыхать ни звука. У меня зуд перебирается из мозга на макушку, а потом медленно, но верно, словно эффект внезапного познания правды, расходится мурашками по спине. Всю важность этой истины я могу в данный момент лишь предугадывать, но интуитивно я схватываю одно: вот ради таких моментов я и сижу здесь.
Ведь образование – это не просто процесс, в котором сообщаются методы, которые позднее смогут пригодиться людям в их профессиях. Образование должно обеспечивать нам – и не в виде исключения, а в первую очередь – доступ к знанию, на данный момент собранному человечеством. Суть образования в том, чтобы пробудить в человеке живой интерес к освоению этого мира.
И, судя по воцарившейся вокруг меня тишине, профессор Петерсен пробудил сейчас этот интерес не только во мне.
«Однако начнем с самого начала… – Он глубоко вздыхает. – Идея разума в машине также характеризуется и как дуализм и исходит из того, что наша личность существует независимо от нашего тела. Нематериальная душа, дух, как это называется в религиях, находятся в материальном теле машины и могут существовать независимо от этой машины. – Он снова выходит из-за кафедры. – И даже если у меня при известных условиях возникнут определенные личные переживания, все же придется сказать, что этот дуализм нельзя согласовать ни с каким опытом, который мозг добыл своими силами! Когда в 1848 году во время взрывной работы металлический стержень пронзил мозг знаменитого сотрудника американской железнодорожной компании Финеаса Гейджа>17, он не умер, но перенес серьезные частичные повреждения мозга и вследствие них стал другой личностью! На основе этого удивительного наблюдения изучение мозга развилось в наши дни в дисциплину, которая пребывает еще в зачаточном состоянии и тем не менее способна в точности описать эффект, имевший место и в случае Гейджа: он называется болезнью Альцгеймера.
При этом нейродегенеративном заболевании отмирание относительно крошечных частей мозга приводит к полной трансформации личности. Между тем у нас имеется возможность с помощью магнитно-резонансной томографии наблюдать в цвете работу мозга! На основании этих и массы подобных научных опытов мы должны окончательно отказаться от дуализма и признать монистический взгляд на человека: я – это мое тело, а мое тело – это я, и если вдруг моего тела больше нет, то… – наш проф остановился перед студенткой, сидящей с ребенком на руках в аудитории, – то нет больше и моего Я!»
Он улыбается молодой даме, затем возвращается к кафедре. В оставшиеся минуты своей вводной лекции он углубляется в три крупных ошибки мышления и под конец указывает на стопку книг на столе возле кафедры: «Я знаю, что заниматься наукой и философией – явно сложнее, чем считать, что мы не способны понять себя и мир, однако обещаю вам: это стоящее занятие!»
«Пока, карьерист! – говорит Беньямин, пожав мне руку на прощание. – Как насчет субботы – отметим?»
«Да-да!» – говорю я и спускаюсь по лестнице к кафедре.
Передо мной стоят еще два студента, подбирая себе литературу, так что у меня есть немного времени, чтобы взглянуть на лекционный зал с этого места. Отсюда ряды с сиденьями кажутся мне бесконечными, количество мест не сосчитать, и я стою на площадке, словно гусь на блюде, которого могли бы с жадностью сожрать критики. – «А вот это вам! – Господин Петерсен, улыбаясь, протягивает мне журнал, и его дыхание пахнет мятой. – Потом вернете, ладно?»
«Это все? – На обложке написано: “Мозг и разум”, а чуть ниже – “Манифест изучения мозга”. – Это все, что я должен прочесть?»
«О да! – У старика вырывается искренний смех. – Рассмотрите изучение мозга в качестве отправного пункта. А когда с этим закончите, приходите ко мне в кабинет, и мы обсудим ваш доклад». – Он указывает рукой на лекционный зал, который за эти минуты совсем опустел.
«Вам приходилось когда-нибудь выступать перед таким множеством слушателей?» «Нет. Честно говоря, нет». – Я гляжу в пространство зала и чувствую, что у меня холодеют ладони.
«Не беспокойтесь, – говорит он, – в первый раз всегда так. Говорю вам: кто хорошо подготовился, не должен беспокоиться ни о чем! – Он собирает оставшиеся книги и берет их в охапку. – Ой, господин Мёллер, у вас есть еще минутка?»
«Да, конечно!»
«Вы не поможете мне с моим портфелем? Книги такие тяжелые…»
Мой первый раз
«Автобусная кампания, Филипп Мёллер, добрый день!»
«О, добрый день! – Смех Сары через телефон выколдовывает улыбку на моей физиономии. – Это твой мобильный, мой дорогой!»
«Правда? – Я отвожу трубку от уха и блуждаю взглядом по учительской комнате. – Извини, я уже совсем запутался!»
Да и неудивительно, ведь автобусная кампания в самом разгаре, а мне еще нужно как-то успевать на дополнительной работе, где я исполняю обязанности учителя. С вечера четверга до вечера воскресенья я участвую в кампании, а с понедельника до четверга официально преподаю математику. Неофициально я приручаю целые стаи совершенно диких детей и радуюсь, если удается выдержать с ними 45 минут урока без несчастных случаев да еще и немножко позаниматься хотя бы простой арифметикой. Однако мой мобильник постоянно меня здесь сопровождает – так же как и «Бог», и все проблемы, создаваемые этим понятием.
