Без воды - [13]

И вот, пожалуйста: еще и семи утра нет, а она уже кричит на Джози.

– Разве я не сказала тебе, что хлеб нужно испечь? – Джози моментально сунула противни с тестом в раскаленную духовку, прихлопнув дверцу ногой. – А сколько раз я тебя просила не оставлять миссис Харриет одну на крыльце? От здешнего солнца запросто умереть можно.

Джози в ужасе посмотрела на нее:

– Я бы никогда ее там не оставила, мэм! Она, должно быть, опять сама потихоньку улизнула.

– Ну что ты мне врешь, черт тебя побери!

– Это правда, мам, она все время сама сбегает, – вмешался Тоби. – Как-то ухитряется удрать, пока на нее никто не смотрит.

– Ложь, Тоби, способна даже в тверди небесной дыры проделать! Чтобы сквозь них даже ангелочки вниз проваливались ко всем чертям!

– Поэтому и говорят: «Черт побери»?

Нора не ответила, глядя на свекровь, чье морщинистое лицо прямо-таки пылало.

– Посмотрите-ка на бабушку, вы оба! У нее же вполне мог случиться солнечный удар!

Джози тут же ринулась вытирать вспотевший лоб старой женщины и робко спросила:

– Можно я дам ей немножко воды?

– По-моему, тебе просто придется немедленно это сделать.

– Вы не должны все время сбегать от меня, миссис Харриет, – строго приговаривала Джози, с тревогой глядя на старуху. – У меня из-за вас одни неприятности.

Она весьма экономно зачерпнула кружкой воды из бачка, совсем ненамного уменьшив ее количество – там все еще оставалось достаточно, даже дно было прикрыто, и точно хватило бы на пару кружек, чтобы всем напиться, даже, может быть, самой Норе.

– Сколько воды у нас в холодном сарае?[3] – спросила Нора.

– Откуда ж мне знать, мэм.

– Что ж, пока не выяснишь, больше воды бабушке не давай.

Джози принялась поспешно напяливать свою шляпу. На лице у нее было написано: «Ой, я так виновата, мэм!» – и подобное выражение у нее появлялось даже слишком часто, поскольку она совершала поистине невероятное количество всевозможных ошибок и прегрешений, чтобы чувствовать себя виноватой. У Джози были такие же ореховые глаза и широкий лоб, как у Эммета и у всех их шотландских родичей, разбросанных по всему свету. Ее щеки и шея были усыпаны светлыми веснушками, которые приобретали ярко-розовый оттенок, стоило ей полсекунды пробыть на солнце. На переносице у нее уже образовался смешной пучок из трех морщинок – она так морщила лоб каждый раз, когда ее ругали или заставляли делать что-то неприятное, – и Нора порой даже корила себя за то, что из-за нее у девчонки появились эти морщинки, следы душевных переживаний. Они вполне могли теперь остаться у нее навсегда, хотя все же бывали периоды, когда у Норы не возникало причин для выговоров, а у Джози – для обид.

Девушка вышла в коридор и, проходя мимо Тоби, ласково провела рукой по еле заметному ершику его отрастающих волос. Мальчик перехватил ее руку и выпалил свистящим шепотом, думая, что его больше никто не слышит:

– А мама сказала, что никакой это не след дьявола! Она говорит, что это вообще на след копыта не похоже!

Джози наклонилась к нему ближе, и на спине у нее проступили лесенкой темные полоски – редкий признак того, что Джози, как и все простые смертные, способна вспотеть. Что ж, и ее, в конце концов, женщина родила.

– А на что это, по-твоему, похоже? – спросила она, тоже считая, что говорит шепотом, и уверенная, что Нора не видит, как она слегка пожала плечами, услышав заявление Тоби, не видит и того, что ее волосы касаются короткой щетинки отрастающих волос мальчика. Тоби уверенно сказал:

– По-моему, это точно следы.

– Значит, так оно и есть. Ведь сердцем мы видим зачастую куда лучше и правдивей, чем глазами.

Высказав столь глубокую философскую мысль, Джози двинулась к двери. Глядя на ее дурацкую шляпу, украшенную пухлыми подсолнухами из джута, Нора испытывала сильное искушение сбить ее на землю – особенно когда шляпа, чуть подскакивая, проплывала прямо под окном кухни. Можно было бы, конечно, «нечаянно» приоткрыть ставню, но от этого и сама хозяйка шляпы могла запросто рухнуть на землю, и тогда весь день пошел бы насмарку: смущение, слезы, упреки, вода, зря потраченная на умывание Джози, и время, зря потраченное на вызов врача и заклеивание этого бледного лба. А ведь не далее чем вчера вечером они все это уже имели по полной программе.

Мысли Норы вернулись к запасам воды. Итак, в доме оставалось две или, может, две с половиной кружки воды. Если в городе удастся раздобыть хотя бы один бурдюк, а потом еще вскипятить сколько-то воды из бочки со стоялой дождевой водой, то бочонок на кухне удастся наполнить почти наполовину. А им доводилось иной раз и на меньшем количестве целый день прожить. Значит, пока что терпеть жажду придется только ей самой – а это куда легче осуществить, когда не видишь, как пьют другие.

Вскоре, например, неизбежно заявится мрачный Тоби: «Мам, я пить хочу».

– Водички дать?

– Нет, не надо. Я же знаю, как ужасно ты беспокоишься, что ее мало.

– Там еще немножко кофе осталось, хочешь?

Тоби поморщился: «Он же позавчерашний!» – но все-таки встал на цыпочки и заглянул в кофейник.

– Послушай, Тоб, мы с тобой насчет этих следов договорились или нет?

– Да, мам.

– Тоби.