Без видимых причин - [5]

— А по-моему, напрасно это, товарищ Камчатов, — покачал головой Маслаков. — Плюснину все равно «вышка». А с Ямщиковым и так ясно — работал раньше на Плюснина, потом замаскировался «под красного». Теперь испугался разоблачения.

Лицо Камчатова потемнело. Он хмуро спросил:

— У тебя есть доказательства?

— Застрелился — значит, виноват, — твердо сказал Маслаков.

— Тебе сколько лет?

— Вы же знаете, восемнадцать. А что?

— А то, что смолоду запомни, для революции не только жизнь, но и честь человека свята, — сурово сказал Камчатов. — Нам не все равно, почему застрелился Ямщиков. Надо будет — ногтями землю 195 рыть станем, чтоб до правды докопаться. А если ты человека без всяких доказательств, за здорово живешь во враги записываешь — беги из ЧК со всех ног! Сам беги, пока не погнали!

Речь начальника ЧК не произвела на Маслакова никакого впечатления. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Для меня, товарищ Камчатов, самоубийство — лучшее доказательство, — упрямо повторил он. — Пошептался Ямщиков с палачом и пустил пулю в лоб. Видно, так перед Советской властью виноват, что верной «вышки» ждал. Вот и решил — сам. Ясно здесь все, товарищ Камчатов. И не к лицу чекистам врага выгораживать, хоть и мертвого.

Теперь Камчатов смотрел на Маслакова с холодным интересом.

— Вот ты, оказывается, какой… — тихо начал он, но его прервал стук в дверь.

В кабинет вошел рыжий Распутин, молча протянул Камчатову неровно исписанный лист бумаги. Тот прочел вслух, поглядывая на Распутина:

— «Поскольку я, красный боец» не желаю носить опозоренную царским холуем фамилию Распутин и намерен участвовать в мировой революции…»

Распутин слушал внимательно, с видимым удовольствием.

— «…прошу заменить ее на Робеспьер», — закончил Камчатов.

Озадаченный начальник ЧК поднял глаза.

— Нет больше мочи никакой, — скорбно пожаловался Распутин. — Ребята проходу не дают: ты им с царицей сын или внук?

— Робеспьер… Это кто же такой?.. Я что-то подзабыл…

— Главный французский революционер, нам товарищ Маслаков объяснял, — кивнул Распутин в сторону Маслакова.

Маслаков твердо посмотрел на Камчатова.

— Ответ какой будет? — спросил Распутин.

— Согласен. — Камчатов подошел к Распутину. — Если научишься по-французски разговаривать. Иначе какой же ты Робеспьер?

Распутин постоял, что-то соображая, почесал в затылке и решительно вышел из кабинета.

— Этот научится, — без улыбки сказал Камчатов.

Кузнецов усмехнулся. Потом серьезно сказал:

— На Белецк неделя уйдет, товарищ Камчатов, путь-то дальний.

— Значит, так: в Белецк я сам поеду, — решительно сказал Камчатов. — А ты — на родину Ямщикова.

Маслаков поднялся, молодцевато поправил ремень.

— Маслаков останется здесь, — в упор глядя на молодого чекиста, сказал Камчатов.

— Вы не правы, товарищ Камчатов, — упрямо сказал Маслаков.

— Кончен разговор, — отрезал Камчатов. — Был бы ты постарше — я бы с тобой по-иному обошелся… А Плюснина пока тревожить не будем.

На путях, у шлагбаума, Кузнецов разговаривал со старым стрелочником.

— Помните жандармского ротмистра с бронепоезда «Цесаревич Алексей»? — спросил Кузнецов. — В восемнадцатом он месяц здесь свирепствовал.

— Это Плюснина-то? — заволновался стрелочник. — Как не помнить!.. Согнали тогда казаки народ к церкви, коммунистов связанных — пятнадцать человек — выстроили и всех разом порешили… Плюснин саблей добивал…

Кузнецов достал из старенького портфеля стопку тюремных фотографий.

— Посмотрите, пожалуйста, нет ли его здесь.

Стрелочник вытер о ватник руки, осторожно взял снимки, долго и внимательно разглядывал каждый. На фотографии Куницына остановился:

— Вот он, сволочь. Только раньше усы были! Еще у него лицо дергалось, вот так — старик неловко подергал правой щекой

— Ямщиков знал этого человека?

— Плюснина? Так ведь Плюснин у Ямщикова на фатере стоял.

— Вот как, — тихо сказал Кузнецов.

— Дом справный, места много, — обстоятельно объяснял стрелочник. — А народу— Володька с матерью, других на войне поубивали. Жандарм и облюбовал под жилье.

— Ямщиков выполнял поручения Плюснина?

— Кто его знает?.. Володька — не из болтливых, а Плюснин и подавно… Может, и исполнял… Вы, товарищ Кузнецов, еще с народом потолкуйте…

Закопченный паровозик с высокой трубой, астматически хрипя, подтащил ободранный состав к станции с вывеской «Белецкъ». Толпа пассажиров с мешками и баулами хлынула на перрон.

Камчатов сошел с поезда, поправил картуз, двинулся в город.

…На руины старой крепости спускались сумерки. У подножья полуразвалившейся башни стояли Камчатов и Осокин — молодой вихрастый чекист в кожаной куртке и в пенсне.

— Жестокости этот Плюснин был необычайной, животы бритвой вспарывал, — волнуясь, рассказывал Осокин. — Во всем подражал своему предшественнику Овчинникову…

— Простите, вы сказали — Овчинников? — насторожился Камчатов. — Он капитан?

— А вы откуда знаете? — удивился Осокин.

— Получили ориентировку из Иркутска о его розыске.

— Любопытный экземпляр. Голубая кровь, пажеский корпус окончил, на фортепьянах умел… Офицеры на допросах рассказывали: в подвале рояль стоял, Овчинников во время расстрелов Моцарта играл, «Турецкий марш»… Так Плюснин, представляете, даже музыке учился у своей жены… Прямо влюблен был в Овчинникова, хоть не видел никогда…