Без вести пропавшие - [13]

— В Америке, те, кто не желал идти на войну во Вьетнаме, сжигали повестки, — глухо ответил Рашид, и, пряча глаза, отрезал и отправил в рот очередной кусочек мяса.

— Ты, наверное, и мне решил предложить стать настоящим интернационалистом? — задумчиво жуя лепешку, осторожно поинтересовался Николай.

— А это уж тебе решать, да и подлечиться сначала надо, — Рашид усмехнулся, продолжая жевать мясо.

— А если откажусь…

— Отправим за кордон, — невозмутимо ответил Рашид. — А если нет, шариатский суд решит, что делать с поджигателем кишлаков и убийцей детей и стариков…

Тогда у него не было с собой никаких документов. Одет он был в афганку, на погончиках которой не было никаких знаков различия. Мустафа, контрразведчик, который его допрашивал после памятного разговора с Рашидом, все допытывался, кто он по воинскому званию. На тот период Николаю уже исполнилось двадцать шесть лет, и контрразведчик никак не мог поверить, что этот высокий, крепкий, спортивного вида человек не офицер, и даже не прапорщик, а простой гражданский водитель.

— Ты уже больше месяца с нами, Абдурахмон, сказал ему однажды Мустафа, — я видел, что ты изучаешь нас, но и мы изучали тебя. Мы проверили через своих людей, ту часть, к которой, как ты говоришь, был приписан. Но там никаких сведений о тебе нет. Может ты разведчик, и у тебя офицерское звание. Кто ты? Старший лейтенант? Капитан? Может и имя у тебя другое?

— Нет, Мустафа, — ответил тогда Николай, — то, что я рассказал тебе о себе, правда.

Позднее, когда он оказался высоко в горах, в семейном лагере моджахедов, с ним пожелал переговорить даже сам Ахмад Шах. По русски он говорил безукоризненно. Спросив откуда родом, чем занимался в Афганистане, он, окинув его фигуру оценивающим взглядом, поинтересовался, какими видами спорта тот занимался. Николай честно ответил, что увлекается восточным единоборством. Ахмат Шах понимающе кивнул головой и без предисловий предложил Николаю пойти к нему в личную охрану. Тот отказался, и уже месяц спустя, оказался здесь, в этом лагере.

Жалеет ли он, что отказался от предложения самого Ахмад Шаха. Конечно, нет. И хотя он жил в семейном лагере моджахедов около полугода и имел возможность свободного перемещения, всегда чувствовал, что за ним ведется негласное наблюдение. Возникали ли у него мысли о побеге. Да, возникали и довольно часто. Но он был реалистом и видел, что одному это не под силу, тем более, что лагерь находился высоко в горах, и дойти до него и выйти из него, можно было только по одной горной тропе, которая всегда была под усиленной охраной моджахедов.

Николай оказался способным к изучению афганского языка, в основном это были, дари и фарси, и уже через пару месяцев довольно бегло говорил на том и другом. А старейшина лагеря, мулла Саттикула, взялся его учить основным принципам шариата. Отказаться Николай не мог. Это вызвало бы у окружающих подозрение. Он отпустил бороду и усы, одет был в афганскую одежду, и практически ничем не отличался от обыкновенного афганца.

Читая, теперь уже самостоятельно, Коран, он стал ловить себя на том, что больше и больше начинает верить истинам этой полуторатысячелетней мудрости. Но заложенное в нем советское воспитание, пионерское, а потом и комсомольское прошлое, помимо его воли, останавливало его.

Дни тянулись томительно. Имея возможность свободного перемещения по лагерю, он постепенно познакомился со стариками, живущими здесь со своими семьями и детьми, с молодыми моджахедами, периодически появляющимися в лагере, чтобы повидаться со своими близкими. Часто виделся он и со своим «крестником» Махмудом.

Общаясь с этими людьми, Николай все больше погружался в их житейский быт, узнавал их нравы и обычаи, и постепенно начал осознавать, какой страшной трагедией обернулась война для афганцев. Ему становились известными факты, когда старший брат был командиром роты правительственных войск, а младший — полевым командиром моджахедов, когда дети воевали против отца. Много он узнал и о героическом прошлом афганского народа, о котором не найдешь и слова ни в одном учебнике по истории…. Например, все, даже дети, с гордостью говорят о победах афганского народа над английскими колонизаторами в ХІХ веке и начале XX века. В 1839–1842 годах был разбит 16-тысячный отряд колонизаторов. По преданиям корпус был вырезан в ночное время. Спасся тогда только один человек. В 1880 году у местечка Майванд, англичане снова потерпели поражение. Тогда была уничтожена бригада колонизаторов. И самая жестокая битва произошла в 1919 году, когда 60-тысячная афганская армия, разбила наголову 160-тысячную армию англичан.

И чем больше Николай узнавал об Афганистане, его народе, тем чаще стал задумываться, зачем, такая великая держава, как СССР, находится здесь.

Однажды с ним снова пожелал встретиться мулла.

— Ты уже довольно долго живешь в нашем лагере, Абдурахмон, и рана твоя уже зажила, и я хотел бы испытать тебя — примешь ли ты Ислам? Николай от неожиданности растерялся. Сразу на память пришла мать, которая перекрестила его перед самым отъездом, и подарила крестик. Он и сейчас был на его груди. Моджахеды, к его удивлению, проявили благородство и оставили его. Николай не знал, что и ответить. С одной стороны он был христианин, а если посмотреть с другой стороны — атеист…