Без социалистического реализма - [25]

Дальше он не мог говорить, горький комок подкатил ему к горлу, и он, нагнув голову, начал листать страницы альбома.

Бывшие ученики сразу же узнали его на общей фотографии. Высокий, стройный, с открытым лицом, он стоял в центре выстроившихся в две шеренги полумесяцем группы и держал красное знамя.

— Вот вы какой были! — наивно удивилась Жанна Бочарова, скромная девушка с большими и задумчивыми глазами.

— Да был, когда-то! — Косогоров слегка выпятил грудь и также, как и на фотографии, гордо приподнял голову.

— А почему с красным знаменем? — спросила Жанна Бочарова.

Николай Артемьевич улыбнулся:

— Наша группа была первой во всем городе, состоящая на сто процентов из пионеров. Двадцать три ученика и двадцать три пионера. Я, между прочим, был звеньевым. Теперь это обыденное явление — младшие классы сплошные пионеры, старшие — сплошные комсомольцы. А тогда это было ново, необычно. За это нам и преподнесли красное знамя.

— Скажите, Николай Артемьевич, а вы часто встречаетесь с ними? — Вадим Маслов показал на групповую фотографию. — Вот мы всем классом приняли решение каждый год встречаться, до конца жизни встречаться, рассказывать друг другу о делах, успехах. Это очень интересно будет!

Более чем за четверть века педагогической деятельности Косогоров не помнил ни одного выпускного класса, который бы не договаривался о ежегодных встречах «до конца жизни». Но за все это время, кажется, два или три класса встретились на следующий год, да и то половинным составом. Еще через год и эти не встречались. Однако, разочаровывать молодых людей было неудобно. Особенно сейчас. И он сказал:

— Это замечательно! К сожалению, мы в свое время до этого не додумались.

И тут заговорили все наперебой. Все загорелись идеей устроить встречу соучеников Косогорова. Николай Артемьевич против этого не возражал. Ему даже понравилась идея встречи через тридцать три года, да и фамилии соучеников были записаны на обороте фотографии. Так что разыскать их было не особенно трудно.

В общем, когда из окон стали высовываться заспанные лица жильцов, разбуженных поднятым на улице шумом, когда после просьб послышались угрозы и ругань, компания разошлась, но первый камень для устройства встречи был заложен. Чтобы все было интереснее, все бывшие соученики и пионеры звена Косогорова должны были увидеть друг друга только на самой встрече.

Шли дни, недели, и вот как-то под вечер к Косогорову пришел Вадим Маслов, назначенный «уполномоченным по розыскам», и сообщил, что встреча состоится на следующий день.

— Кто же будет из моих пионеров? — полушутливым тоном спросил Николай Артемьевич.

Вадим поправил сползавшие тяжелые очки и пожал плечами:

— Завтра увидите. Итак, в пять вечера, в парке Культуры, около фонтана.

Точно в назначенное время Николай Артемьевич Косогоров подошел к фонтану. Он был несколько взволнован и зябко потирал руки.

— Ну-с? — проговорил он, пытливо вглядываясь в лица своих бывших учеников. — Где же вы прячете их от меня?

И в это время за его спиной раздался хрипловатый и наглый женский голос:

— Товарищ звеньевой! Пионерка Шура Виноградова явилась на сборы!

Косогоров вздрогнул от неожиданности и, повернувшись, увидел толстую приземистую женщину в вызывающе ярко-красном платье. Лицо ее, с маленькими, заплывшими жиром глазами, было помято, потрепано и сильно накрашено. Рыжие волосы взбиты копной. Она по-пионерски салютовала, приложив руку запястьем наискосок ко лбу, и, стараясь стоять «смирно», выпячивала живот.

«Это Шурочка?» — подумал, неприятно пораженный, Косогоров. И он невольно припомнил малорослую, щупленькую и очень тихую девушку. — «Кажется, она была тогда брюнетка?..»

— Колька, мерзавец, целуй в щеку, у меня губы намазаны! — громко и хрипловато выкрикнула Виноградова и, бесцеремонно взяв Николая Артемьевича за уши, обеими руками потянула на себя.

Он машинально чмокнул в дряблую, пахнущую пудрой щеку и поспешил освободиться. Ему было стыдно, и он старался не смотреть на своих бывших учеников.

— Ну, чего Колька, хвост повесил? Держи хвост морковкой! — Виноградова, шутя, шлепнула его по щеке. — Старый ты, Колька, стал. Да и я не помолодела. Ну, ничего, как говорится, старый конь борозды не портит, хотя глубоко и не пашет.

Она заливчато захохотала, откинувшись всем корпусом назад, ее пышные телеса колыхались. Косогоров смотрел постным взглядом в сторону. И тут он увидел, что к нему подходит Аня Морщанцева. Ее нельзя было не узнать. Она, как была, так и осталась высокой и слегка полноватой, только каштановые волосы были сильно усыпаны сединой, в когда-то ясно-карих глазах как будто бы немного поубавилось блеска, да вокруг глаз и рта собрались морщины. На руках она держала малыша лет двух.

Николай Артемьевич шагнул ей навстречу и она улыбнулась ему тихо и радостно.

— Ну вот, наконец-то…

— Анька, узнаешь? — сразу же опередила Косогорова рыжая Виноградова и повисла у нее на шее. Потом она пошлепала малыша по налитым коленцам: — Твое творение?

— Что ты! В мои-то годы? Это внук, сын моей средней дочери.

— А я вот больше не по детям, а по мужьям специалистка, — Виноградова подморгнула Николаю Артемьевичу, игриво толкнула его локтем и тут же, спохватившись, стала по команде «смирно» и, отсалютовав, гаркнула: — Товарищ звеньевой! Почему пионерка Аня Морщанцева не докладывает по форме?