Без следа - [25]

Трейс принялся прочесывать вторую комнату, а Джиллиан расположилась на кровати.

— Это был долгий перелет.

— Тогда тебе следует отдохнуть. Позволь мне помочь тебе. — Он приподнял картину с изображением базилики Сакре-Кёр. Его длинные и уверенные пальцы придирчиво ощупывали раму. — Тебе лучше как следует отдохнуть.

Джиллиан скинула туфли, чтобы помассировать ступни.

— Похоже, у тебя только одно на уме.

— Надо быть полным дураком, чтобы иметь на уме что-то другое наедине с такой женщиной, как ты.

Джиллиан вдруг подумала, что, возможно, ей мог бы понравиться этот Андре Кабо.

— Правда? — Она взяла бокал, который он отставил в сторону, и отпила из него. — Почему?

Трейс подошел, чтобы проверить спинку кровати. Остановившись рядом, он взглянул на нее. На ее лице сияла улыбка, которая ясно говорила: «Ну, попробуй, осмелься». Но ей следовало хорошенько подумать, прежде чем это делать.

— Потому что твоя кожа подобна лепесткам белой розы, которые становятся еще теплее и нежнее, стоит мне коснуться тебя. — Его ладонь слегка коснулась ее бедра, и Джиллиан вздрогнула. Трейс продолжал осматривать матрас, но не сводил с нее пристального взгляда. — Потому что твои волосы подобны огненному шелку, и когда я целую тебя… Когда я целую тебя, all, твои губы такие же горячие и нежные.

У нее перехватило дыхание, когда он обвил ее рукой за шею. Его лицо было теперь так близко, что их дыхание смешалось.

— Потому что, касаясь тебя, я чувствую, как сильно ты меня желаешь. Потому что, когда я смотрю на тебя, я вижу, что ты боишься.

Она не могла отвести взгляд. Она не могла пошевелиться.

— Я не боюсь тебя. — Но она была зачарована. Кем бы ни был этот мужчина, он завораживал.

— Нет? А следует.

Джиллиан не заметила, что его голос изменился, снова став прежним, потому что его губы коснулись ее губ. Это был тот же жар, та же сила. Неужели она испытывала это лишь однажды, мелькнула у нее мысль, и она бессильно скользнула на кровать, растворяясь под настойчивой тяжестью его тела. Забыв о доводах разума, не думая о последствиях, она обвила его руками.

И почему это оказалось так просто? Его губы были горячи и тверды, его прикосновения лишены нежности. И все же ей с ним было невероятно легко, невероятно просто. Как с близким человеком. Его вкус был уже знаком ей, она неоднократно пробуждалась от него. Если она проведет руками по его спине, то точно знает, какие у него мускулы. Если она вдохнет воздух, и его аромат заполнит все у нее внутри, в этом не будет ничего удивительного.

Возможно, они знакомы всего несколько дней. Но было здесь что-то еще, что, как ей казалось, она знала всю свою жизнь.

Должно быть, он сходит с ума. Ему казалось, словно она всегда была рядом с ним. Всегда. Ощущение ее тела под ним не напоминало ему ничего из того, что происходило с другими женщинами. Это было ощущение единственной женщины. Каким-то образом он точно знал, как прозвучит ее восторженный вздох, точно помнил прикосновения ее рук.

Он ощутил, как ускоряется его пульс, усиливаясь в сотни раз и гулким эхом отдаваясь в каждом уголке тела. Он слышал, как, обезумев, бормочет ее имя, когда его губы отрывались от ее губ и принимались осыпать отчаянными поцелуями лицо и шею. И желание, захлестывавшее его, подобно безумному гневу, нисколько не было похоже на желание к другой женщине.

Он жаждал ее всю — ее ум, тело, душу. Он желал ее сейчас. Он желал ее на всю жизнь.

Именно эта мысль привела его в чувство. Не существовало никакого гарантированного срока у его жизни, особенно в игре, которую он для себя выбрал. Он научился жить сегодняшним днем. А будущее доступно всем желающим.

Что бы она там с ним ни делала, это необходимо прекратить, если он хочет получить свои сто тысяч.

Желание причиняло мучительную боль. Он мог бы возненавидеть ее за это, но лишь перекатился на бок с беспечным видом, от которого Джиллиан лишилась дара речи.

— Все чисто. — Он взял бокал и допил остатки вермута, жалея, что это не виски.

Джиллиан тяжело дышала, ноги подгибались. И она ничего не могла с этим поделать, как и с неутоленным желанием, переполнявшим все ее естество. Но она могла возненавидеть его. Возненавидеть всем сердцем и душой.

— Негодяй.

— Ты ведь сама просила, милая. — Он вытянул сигарету из пачки и сосредоточился на том, что предстояло сделать, а не на том, что только между ними. — У меня есть кое-какие дела. Почему бы тебе не вздремнуть?

Она медленно поднялась с кровати, и в ее глазах он заметил уже знакомое выражение. Ему пришло в голову, что, к счастью для них обоих, его оружие находится вне ее досягаемости.

Случалось, ее унижали раньше. Когда-то ее отвергали. Но она больше никогда не собиралась оказываться в его объятиях.

— Не смей больше ко мне прикасаться. Я готова смириться с твоими грубостями, потому что у меня нет выбора, но никогда больше не дотрагивайся до меня.

Он и сам не понял, зачем сделал это. Гнев часто подталкивает человека к неправильным и безрассудным поступкам. Он рванул ее к себе, наслаждаясь ее беспорядочным и яростным сопротивлением, и снова жадно приник к ее губам. Теперь она была подобна пожару — горячая, неуловимая и опасная. Он явственно представил, как увлекает ее в постель, где в жаркой плотской схватке насилие питает насилие. Но на этот раз он сумел вовремя остановиться и отпустил ее.