Без риска остаться живыми - [6]

Сейчас Касаев сидел боком к столу, упершись взглядом куда-то в угол, над раскладной походной койкой. Шинель была накинута на плечи и подобрана под локти. Керосиновая лампа с рефлектором висела на столбе за его спиной, так что выражения лица прочесть было нельзя.

Он чуть кивнул, когда капитан доложил о прибытии, но даже не повернулся и сесть не предложил; словно тут же позабыл о существовании Кулемина.

Так прошло минут семь.

Капитан Кулемин понимал смысл этой молчаливой обработки и ничем не выражал нетерпения.

— Ну, как жить будем?.. Как будем воевать, товарищ капитан? — немного повернул голову в сторону собеседника полковник.

Тут бы следовало промолчать, и Кулемин понимал это, но неожиданно для себя сказал:

— Все так же, товарищ полковник.

Ответ был не менее абстрактен, чем вопрос.

Начальник штаба, взглянув на часы, буркнул:

— Надо уточнить передний край противника. Давай, пошевели свою братию. Приказ уже готовится.

4

Разделить роту на несколько групп, наметить каждой из них сектор действия и поставить задачу было для Кулемина делом нескольких минут.

— Возьмешь меня с собой? — шутливо спросил он лейтенанта Пименова. Тот улыбнулся, пожал плечами. — Вот и спасибо.

С Пименовым он шел, конечно же, не случайно. Знакомы они были меньше педели. В прошлую субботу, явившись по вызову к генералу Суржанову и проходя через переднюю комнату, он приметил там незнакомого лейтенанта. Уже одно то, что лейтенант этот сразу и прочно врезался в сознание, было удивительно, поскольку в передней генерала всегда толклось множество всякого военного люда. Несколько раз в день адъютант выпроваживал всех на улицу, но уже через час посетители каким-то непостижимым образом просачивались обратно, и в общем-то, раньше или позже, правдами и неправдами — но к генералу попадали; просто удивительно, каким сложным и густонаселенным становится околоштабной мир, если дивизия задерживается на одном месте дольше, чем на неделю.

Лейтенант этот был явно не из числа просителей. Он и держался-то иначе как-то самостоятельно, уверенно: эдакий утес посреди бурного течения; хотя по званию был самым младшим из присутствующих.

Капитан Кулемин лишь мельком встретился с ним глазами, скользнул взглядом по его фигуре — и это все. Но через несколько минут, разговаривая с Суржановым, он поймал себя на том, что все время думает об этом парне. Кто он? Как здесь оказался? Почему ею не знаю, если наш?..

Лейтенант был невысок: если на метр семьдесят потянет, значит, ему еще повезло, рассуждал Кулемин. И в плечах не ахти что. Но ладный какой! Словно так и родился с парабеллумом на бедре и с финкой на поясе. Кстати, что у него за награды были?.. Дай бог памяти… Кулемин сосредоточился — профессиональная ведь память, все держит! — и вспомнил: ага, «Отечественная война» первой степени… и две «звездочки», Неплохо! Зря, что всего лишь лейтенант. Ну, может, у него так сложилось.

«Так чем же он запал мне в душу?..»

Кулемин еще подумал, и решил: глазами; как смотрел — вот что его выделило; и как держался, независимо, самостоятельно…

Но и этот ответ не вполне удовлетворил Кулемина. Он еще подумал — и понял наконец: улыбка. Вот в чем соль. Когда они встретились глазами, лейтенант чуть улыбнулся, еле-еле; может, у него только губы дрогнули да в глазах изменилось выражение, но какое богатство было в этой мимолетности! — и доброта, и понимание, и радость от узнавания близкой души, и какая-то ироничность, но тоже дружеская, не оскорбляющая ничуть…

Силы в нем много; и души, — подвел итог Кулемин. У него издавна была такая манера: судить о людях с первого взгляда. Ему часто говорили, что это занятие рискованное, но Кулемин в душе был игрок, он был готов испытывать свой фарт снова и снова, и если бы даже неудачи шли косяком, все равно бы они его не остановили. Кстати, в общем-то в людях он разбирался неплохо; или ему просто везло на хороших людей; или же можно и так сказать, его собственная душевность, открытость, искренность и доброта привлекали к нему людей, в том числе и не самых добрых, и даже злых, но и эти ценили его общество.

— Александр Аркадьич, — сказал он Суржанову, когда их деловой разговор подошел к концу, — у меня к вам маленькая просьба.

— Вы не оригинальны, капитан. Целыми днями у меня что-то просят, просят, просят…

— Товарищ генерал! Отдайте мне того лейтенанта, что торчит здесь у вас под дверью.

— А! Уже успели познакомиться?

— Нет. Но это мой человек.

— Не отдам! — вдруг решил Суржанов. — Не отдам, и не просите. Он мне самому нравится. И он мне нужен.

— Как, Александр Аркадьич? Для своей разведки вы жалеете…

Через двадцать минут Кулемин вышел из кабинета Суржанова, исполненный чувства, что день прожит не зря. Он подошел прямо к лейтенанту и легонько хлопнул его по плечу:

— Идем. — И на вопросительный взлет бровей лейтенанта добавил: — Комдив уступил тебя мне.

Последующие дни как-то так сложились, что им не довелось поговорить толком ни разу. А это было необходимо. Конечно, чутье и вера в человека — приятные качества, но если дело происходит в разведке, — тут доверяя, проверяй. Кулемин об этом помнил, только его добрые намерения тормозились целым комплексом объективных причин. Во-первых, уже от генерала Суржанова он получил исчерпывающую характеристику новичку, во-вторых, он видел личное дело Пименова, и в-третьих, едва цель была достигнута, все формальности выполнены, и лейтенант обосновался в разведроте, в Кулемине на полный голос заговорила психология собственника. Он испытывал понятную удовлетворенность уже от того только, что «получил», что «имеет». Так у многих людей неосознанное чувство, что в любой момент они могут воспользоваться своею собственностью, как бы заменяет им сам процесс пользования.