Без права на ошибку. Книга о военной разведке. 1943 год - [54]

Твой Гарри»

Таких писем не много, но они были. Некоторые со-хранились. А вот протокол встречи Клары Шабель с Арнольдом Шнее в гестаповской тюрьме пока разыскать не удалось. Но такая встреча тоже была. Она не могла не быть. Так же как была встреча в той же тюрьме Ильзе Штёбе с ее мамой Фридой Штёбе и сводным братом Куртом Мюллером.

Возможно, следователи и в первом, и во втором случаях (сколько таких случаев было?), используя этот сатанинский прием, ставили перед собой только одну конкретную задачу — сломать человека, который находился под следствием, и выбить у него признание. От «Гарри» гестаповцам добиться ничего не удалось. Он отказался от сотрудничества с гестапо и Шелленбергом. Черный эксперимент провалился. «Гарри» сломить не удалось.

Клару Шабель вывезли в тюрьму Маобит, где, как свидетельствуют некоторые источники, она была расстреляна.

Гестаповцы также организовывали встречу А. Шнее с сыном Лео. До ареста Лео редко писал в Париж отцу. В коротких письмах, скорее похожих на записки, Лео кратко рассказывал отцу о своих достижениях в учебе, спорте или сообщал другие новости. На него, как и на других молодых парней Германии того времени, которым исполнилось 19–20 лет, распространялся закон о призыве в армию. А это означало, что Лео мог в любой момент попасть на любой фронт, где бы ему пришлось защищать интересы фашистской Германии. Против гитлеровской Германии тайно сражались и его отец Арнольд Шнее, и его мать Клара Шабель, которая была хозяйкой конспиративной квартиры Разведуправления Красной Армии.

Дети, повзрослев, однако, сами выбирают свои жизненные пути, которые, к сожалению, могут перечеркнуть то, что создавали их родители. Это противоречие было, есть и, видимо, всегда будет существовать, тая в себе как положительные, так и отрицательные перспективы и последствия. Лео мог попасть на Восточный фронт. Это и произошло.

«Милый nana, — писал Лео отцу в конце марта 1941 года, — я очень pad, что могу написать тебе опять несколько строк. Я только что закончил учебу. Вероятно, я скоро буду призван в армию. В настоящее время у меня много работы. Сейчас каждый ученик должен уметь заменить полноценного взрослого на заводе. Посещаю курсы стенографии и работаю на заводе два раза в неделю. Здоровье у меня на высоте. Жаловаться на аппетит не могу. Мама передает тебе свой сердечный привет. Целую.

Твой Лео»

Прочитав письмо сына, которое он получил еще задолго до ареста гестаповцами, А. Шнее был серьезно встревожен. У Лео не было перспектив получить отсрочку от службы в вермахте. Не имея специального образования, Лео мог попасть только в пехотную часть, пройти курс подготовки и оказаться на передовой. В Африке, в Южной Европе и даже на Востоке. У Шнее были сведения о том, что германское военное командование формирует усиленные воинские части и ночными эшелонами отправляет их на Восток. Это могло означать только одно — рано или поздно Германия нападет на СССР. И это, по расчетам Шнее, неизбежно приведет к большой войне, которая унесет множество жизней. Шнее уже неоднократно направлял в Центр свои тревожные сообщения, предупреждая руководство военной разведки о надвигающейся опасности.

Первые радиограммы от резидента «Гарри» поступили в Центр 11 декабря 1940 года, то есть за неделю до того, как Гитлер подписал в Берлине директиву № 21 («Операция «Барбаросса»). Арнольд Шнее ничего не знал об этой директиве, так как ее еще не существовало, но его источники уже сообщали тревожные новости, и он без задержек, так как имел собственную радиостанцию для связи с Центром, сообщал в Москву:

«Четыре пятых моторизованных сил Германии переброшены в Польшу. На прошлой неделе 12 поездов инженерных войск проследовали с вокзала Ромилли в Германию. В тече-ние двух дней все железнодорожное движение вдоль французского побережья Ла-Манша было приостановлено, доставлено 6 тысяч вагонов снаряжения… Источники — дирекция железнодорожной немецкой военной администрации и летчики.

Гарри»

Судьба сына, которого в Берлине могли в любой час призвать в армию, тревожила Арнольда Шнее. Но больше всего его беспокоило то, что Лео спокойно относился к такой перспективе и готов был идти на фронт, чтобы завоевывать чужое жизненное пространство… Видимо, он по молодости еще не думал о том, что война — это смерть. Мировое господство, к которому рвался Гитлер, — желанная мечта для обезумевших политиков и генералов, а для Лео и ему подобных — дорога в никуда. Лео в свои двадцать лет, видимо, этого еще не понимал. И Гарри, не имея возможности откровенно поговорить с сыном, решил написать ему обстоятельное письмо.

«…Дорогой Лео, — писал Арнольд Шнее сыну в апреле 1941 года, — я получил твою записку. Ты не можешь представитьу как она обрадовала меня. Но в письме есть вещи, которые и огорчают меня.

Я не являюсь сторонником этой войны, в которой трудовой народу покинувший заводы, учреждения, поля и станки убивает друг друга за чужие интересы. Молодежь сейчас должна хорошо поразмыслить, почему она участвует в войне, ибо именно молодежи принадлежит строительство нового мира, в котором войны должны исчезнуть навсегда.