Без покаяния. Книга 2-я - [17]

Элиот прижал ее к себе; жар его сильного, мускулистого тела чувствовался сквозь все одежды. Они целовались все более и более отчаянно. Она застонала. Ее тело трепетало от острого вожделения.

— Я хочу тебя, Бритт, — пробормотал он ей на ухо. — Хочу тебя сейчас.

Его слова подействовали на нее отрезвляюще.

— Нет, — резко ответила она, высвобождаясь из его объятий. — Мы не должны…

Он опять обнял ее и приник к губам, и она ответила на его поцелуй. Она ненавидела себя за то, что желала его близости, что не могла остановить хотя бы себя. Но когда он коснулся ее груди, она все же вырвалась, выдохнув одно слово:

— Нет!

Элиот нехотя отпустил ее и гневно сказал:

— Бритт, вы хотите меня так же сильно, как и я вас. Так с чем вы сражаетесь?

Когда он говорил, легкий пар от его дыхания смешивался с промозглым осенним воздухом. Не сказав больше ни слова, Бритт выбежала из сторожки и помчалась в сторону дома. Элиот звал ее, но она бежала не останавливаясь. От него? От себя?..

* * *

Приблизившись к дому, Элиот увидел Бритт на пороге. Она ждала его. До нитки, как и он, вымокшая под холодным осенним дождем, с прядями светлых волос, прилипших ко лбу и щекам, она была на грани истерики. Готовые налиться слезами глаза смотрели гневно и моляще одновременно.

— Зачем вы так, Элиот? — спросила она. — А Энтони? Вы не подумали о нем?

Ему нечего было ответить ей. Она разрыдалась. Ему хотелось плакать вместе с ней, плакать о ней и о себе.

— Разве вы не видите, какие муки мне причиняете! — выкрикивала Бритт сквозь слезы. — Вы знаете, знаете, как трудно мне устоять!.. Почему вы не хотите пощадить меня? — Единственное, что он мог сейчас, в эту минуту, для нее сделать, это удержаться и не схватить, не прижать ее к себе. И он просто стоял, слушая ее горькие слова. — Если я поддамся этому, — продолжала она, — моя жизнь пропала. Неужели вы этого не понимаете? Или вас это не волнует?

— Меня это очень волнует. Я люблю вас.

Он взял ее лицо в ладони. В обрамлении мокрых ресниц глаза ее казались еще больше, чем обычно, и еще прекраснее. Тыльной стороной ладони он стер с ее щек влагу слез и дождя. Бритт оттолкнула его руки от своего лица.

— Не делайте этого, Элиот, — почти умоляла она. — Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.

— Это сильнее меня, Бритт. Я долго крепился, чтобы не задеть, не обидеть вас. Но теперь… Когда я узнал, что вы тоже… Нет, Бритт, теперь мне не устоять!

Она пристально и долго смотрела ему в глаза, а он взял ее за подбородок, но не поцеловал. Как зачарованный, смотрел на нее и внимал всему тому, о чем говорил ее взгляд.

Затем Бритт медленно повернулась и вошла в дом. Он последовал за ней. Когда она поднималась к себе наверх, плечи ее вздрагивали от возобновившихся рыданий.

Снизу, из холла, он видел, что она прошла по галерее в ванную. Минуту спустя послышался шум воды. Он пошел к себе, разделся и отправился в душевую.

Приняв душ, Элиот натянул толстый махровый халат и подошел к комнате Бритт. Дверь оказалась незапертой, он вошел. Она лежала в постели, укутавшись в одеяло. Все еще влажные янтарные пряди ее волос разметались по подушке. Она смотрела в потолок, слезы скатывались из уголков ее глаз. Он присел на краешек кровати, прикоснулся к ее щеке.

— Неужели Бог простит нас? — спросила она каким-то детским голосом.

— Я люблю тебя, Бритт, — прошептал он, склонился и нежно поцеловал ее в губы. — Люблю тебя…

В этот момент порыв ветра заставил задребезжать оконные стекла. Он прикоснулся к ее плечу, и она замерла, как испуганный зверек. Глядя в ее беззащитно мерцающие глаза, он вдруг остро почувствовал себя скорее истязателем, чем любовником. И все же не в силах был остановиться. Он жаждал вновь изведать вкус ее губ, уже слегка распухших от его поцелуев. Он хотел ее всю. Но то было не просто плотское желание, то была сама любовь. И стремление любой ценой удержать возле себя это совершенное создание, единственно необходимое ему в жизни.

С каким-то благоговейным трепетом Элиот прикоснулся к ее лицу. Этим прикосновением он хотел внушить ей и всю свою нежность, и мольбу простить его, и просьбу о будущем.

Затем он откинул одеяло. Прекрасное тело открылось его взгляду, еще более прекрасное, чем он ожидал. Он склонился и поцеловал эту божественную грудь. Она опустила веки, тихо застонала, губы ее слегка приоткрылись. Он провел рукой по ее бедру, будто не веря, что на свете существуют столь совершенные формы. Нежнейший атлас ее кожи привел его в сильнейшее возбуждение.

Он снял халат и лег рядом с нею. Его бедра, грудь, все его тело прильнуло к ней, осязая живительную прохладу ее кожи. Тогда он обнял ее. Она взглянула на него широко открытыми глазами, вздохнула как бы с облегчением, голова ее откинулась на подушку, а губы приблизились к его губам. Он поцеловал ее страстным, долгим поцелуем, а рука его нежно, но в то же время властно ласкала ее тело. Потом он целовал ее всю, и она изнемогала от наслаждения и ожидания свершения. Во всем мире не существовало ничего, что стояло бы между ними. И никого…

Она произнесла его имя, и это было сигналом, это было зовом. Ласки уже исчерпали себя. Он раздвинул ее прекрасные бедра и встал между ними на колени, то ли молясь, то ли богохульствуя. Она открыла глаза и ждала его каждой клеточкой своего тела. И наконец дождалась. Это произошло. Он овладел ею. Отныне она принадлежала ему. Все принадлежало ему — ее руки, ее ноги, ее плоть, ее кровь, даже ее дыхание — все!