Без переводчика - [58]

Кстати сказать, работы подвигаются медленно. Тормозит их другая статья расхода в бюджете Бельгии, как мы знаем, очень крупная — на вооружение…

Я подошел к окну музея. За стеклом — живое продолжение экспозиции. Холодная, встревоженная ветром Шельда, заиндевевшие скаты пакгаузов, вереница пароходов, словно примерзшая к бетонной окантовке берега.

Иногда мимо замка, совсем близко, проплывает океанский пароход, кажущийся великаном на неширокой Шельде. Он заглядывает в залы музея, в чащу карликовых труб и мачт, будто ищет своего предка.

Антверпен фламандский

Уже стало смеркаться, когда я вышел из замка Стеен. Матросские кабачки плеснули на улицу пульсирующий свет вывесок и механическую музыку радиол. Вьюжный ветер загоняет меня в узкий, зигзагообразный переулок, и я шагаю куда глаза глядят, без всякой цели. Дома словно ощупью бредут в полумраке, держа старинные, тяжелые фонари.

На углу, справа, подмигивает неоном «Приют моряков», а напротив яростно рассыпает рубиновые искры его конкурентка «Калифорния». До меня еще долго доносятся голоса стертых пластинок и разноязычный гомон, сочащиеся из баров. В один из них я забежал на минутку. Тесно, жарко, стены обклеены рекламой и портретами розовых кинокрасавиц.

Я заглянул в маленький дворик старого дома и был вознагражден. Вот Здесь все истинно бельгийское. У крылец пудовые табуретки, на стене дома высохший дикий виноград и огромная трехэтажная скворечница, какую встретишь только во Фландрии.

Наутро я продолжил изучение фламандского быта в доме гильдии мясников, превращенном в музей.

Мое внимание тотчас привлек большой добротный макет богатого фермерского дома. В первом этаже кухня, настоящий храм обжорства. Огромный очаг с вертелами и крючьями, чтобы жарить целые туши. Полки прогнулись под тяжестью тарелок. Сияют медные кастрюли, ножи длиной с добрую саблю и прочие доспехи рыцарей обеденного стола. А на втором этаже две кровати для супругов, каждая двухспальной ширины.

Должно быть, из такого дома попала в музей народная, лубочная аляповатая картинка. По ступенькам поднимается человек. С каждой ступенькой он становится старше, постепенно обрастая усами и бородой. Надписи поясняют, что в тридцать лет для него только-только кончилась юность. Если к этому времени он успел скопить деньги — пусть женится, хотя такой брак следует считать очень ранним. Полная зрелость наступает лишь в пятьдесят лет…

Букет цветов, полученный невестой в день свадьбы, было принято хранить на стене под стеклом, так же как пряди волос умерших родственников. По воскресеньям, собираясь в церковь, надевали сюртуки из плотного сукна, пышные платья, отделанные «вечными» брюссельскими кружевами.

По деревням разъезжал на лошадях театр марионеток. Вот его крупные, грубо вырезанные куклы со свирепыми, большеротыми физиономиями. А вот игрушка, сделанная для домашней забавы, — сундучок в виде гроба. Видишь такую сценку: к сундучку подталкивают оторопевшего гостя, предлагают открыть… Крышка откидывается, и из гроба выскакивает жуткая голова, разодранная смехом от уха до уха. Это выдумка здоровяка фламандца, захотевшего поиздеваться над смертью…

Выходя из музея, вы возвращаетесь из прошлого века в нынешний, на главную улицу с ее рекламами, универмагами и фильмами «секси». Но под привозным и стандартным вы все-таки отыщете черты Антверпена фламандского.

Смотрите, в сквере на карусели катаются дети. Кружатся удивительно спокойно, без крика, без визга. Маленькие антверпенцы сидят в лодочках неподвижно, прямо, даже чуточку надменно…

Спокойная, неторопливая толпа на улицах. Светофоры здесь — полные хозяева. Пускай свободна от машин безукоризненно чистая плиточная мостовая, никто и шага не сделает с тротуара перед красным сигналом.

И вот еще чисто фламандское — бычьи туши, вывешенные в витрине ресторана напоказ, для аппетита. Клиент может сам выбрать себе приглянувшуюся часть.

Среди прохожих я невольно искал фламандский тип, вспоминая могучие тела на классических полотнах. И нашел… Формы Рубенса двигались прямо мне навстречу, по-солдатски отбивая шаг. То были три толстые, красные от холода монахини в черных одеждах и в сапогах гармошкой. Они помахивали объемистыми портфелями и говорили о чем-то громко и весело, перебивая друг друга. Что там, в портфелях? Может быть, протоколы духовного синклита, запретившего Тиля Уленшпигеля?

Зато «секси», как видно, процветает. Нет, Антверпен ни в чем не хочет отставать от столицы. Главная улица демонстрирует сокровища ювелиров. Вот они, знаменитые граненые бриллианты, шедевры здешних гранильщиков.

А там, в просторном и высоком зале «брассери», на столиках, среди разбросанных газет, блещут грани сотен, а может, и тысяч огромных пивных кружек.

«Столица Фландрии» — так назовет вам свой город антверпенец. Он а гордостью покажет вам грузное, напоминающее сундук здание, известное как дворец наместника. Есть неписаная традиция, обязывающая короля Бельгии переночевать здесь хоть один раз в году.

Антверпен гордится тем, что еще в двадцатых годах построил первый в Европе небоскреб, в котором разместились частные конторы и фермерская кооперация; гордится двумя туннелями под Шельдой — для автомобилей и для пешеходов; гордится новым универмагом «Супермаркет» (сверхрынок), куда покупатель может въехать на машине. Прямо в машине он может подняться на пятый этаж, где расположен гараж.