Без переводчика - [19]

Я подивился, какой страстный гастроном вдруг проснулся в Паличеке.

В мадьярском ресторане мы съели огненно-жгучий паприкаш. Паличек вскоре впал в тихое блаженство. Потягивая кофе, он смотрел на танцующих. Вальс сменился чешской полькой, затем чардашем. Цыган-цимбалист неистовствует. Он подбрасывает палочки, ловит их на лету и так стремительно пробегает ими по струнам, что они исчезают из виду, словно спицы крутящегося колеса.

Темп чардаша ускоряется. Танец требует ловкости и выносливости. Дольше всех выдерживает одна пара — юноша в ослепительно ярком галстуке и черноволосая девушка с крупными белыми клипсами в ушах, в красном платье. Темп все бешеннее. Палочки цимбалиста совсем растворились в воздухе, вот-вот то же случится и со смычком скрипача, прохаживающегося перед эстрадой, но танцоры не сбиваются, не отстают. Им хлопают.

— Скоро придет Черняк, — говорит Паличек.

— Разве он знает, где мы? — спросил я.

— Знает, я сказал. Он придет непременно. Расстаться и не выпить вина — это не по-словацки. Нет, нет, вот увидите!

Как раз в эту минуту вошел Черняк. Он приблизился к нам своей быстрой, деловитой походкой, разрезал крутоверть танцующих и, повернувшись бочком, сел. Затем разлил легкое, чуть терпкое вино здешних лоз и, сдвинув брови, серьезно произнес:

— За дружбу, товарищи!

Потом вытер губы, огляделся и сказал:

— Давненько я не был здесь. Да. Я ведь строитель. А строители, честное слово, самые занятые люди в Словакии.

Край Яношика

Из Братиславы мы совершили поездку в край Яношика, в северную часть Словакии.

Справа хребет Большой Фатры, слева Мартинске голе. Голе — это безлесные вершины, поросшие камнеломкой, шафраном, колокольчиками, примулами, анемонами и множеством других растений, составляющих весной богатейший по краскам ковер. Там и здесь он прорывается острыми, костяной белизны известняковыми скалами. Хребты раздвигаются, мы едем по широкой долине, охваченной амфитеатром гор.

— Турьец, — говорит Паличек. — Вся эта местность называется Турьец.

Жители Турьеца отличаются своеобразными, очень яркими костюмами. В Турьеце находится известная деревня Чичманы — замечательный образец народного зодчества. Бревенчатые избы, иногда в два этажа, с резными, совсем южными верандами покрыты ярким геометрическим узором, напоминающим рисунок ковра.

Склоны Большой Фатры покатые, местами безлесные. Зимой свободные от леса пространства исчерчены следами лыж. Сюда собираются лыжники со всей республики. Для них построены опрятные «ночлегарни» из сосновых бревен, с резными наличниками, протянута канатная дорога. А дальше, в глубине Словакии, горы более дики. Я разворачиваю карту и вижу в той области, куда мы въезжаем, пучок извилистых, расходящихся во все стороны хребтов. Кажется, кто-то схватил их в горсть. От Большой Фатры змеей вьются к востоку Низкие Татры. Впереди, на севере, стоит, замыкая долину, по которой мы едем, Малая Фатра. За одним горным валом еще вал, уже невидимый отсюда, а там еще.

Карта переходит в руки Паличека. Сегодня он чаще обычного обращается к ней. Не так-то просто распутать узел горных цепей, найти дорогу.

— Начинается край Яношика, — говорит он, — Тут вам везде расскажут про Яношика. В каждой деревне. Песни поют про него. На прядках, на посиденках, то есть, когда девушки прядут лен, коноплю. Ну и поют и танцуют.

Как словаки, так и чехи хранят память о Яношике. Он принадлежит обоим народам и имеет такую же популярность, как у нас Степан Разин. Изображают Я котика в безрукавке, в шляпе с пером и с топориком-«валашкой» в руках. В нем образ горца, пастуха или лесоруба сливается с образом «збойника» — повстанца, бойца крестьянской войны, которая бушевала в Словакии по существу столетиями, вспыхивая то в одной долине, то в другой. Исторических данных о Юрае Яношике немного. Родился в 1688 году в деревне Терховой, за стеной Малой Фатры. Должно быть, он отличался исключительными способностями и упорством, так как пробил себе дорогу в Трнавский университет, что было для бедняка почти невозможно.

Несколько лет Яношик и его «горные хлапцы» держали панов в страхе. Нежданно, как лавина, свергались они на врагов. По всей Средней Словакии гулял неуловимый Яношик.

Горы помогали Яношику и его дружинам. В горах Яношик был хозяином. Деревья, шелестя и нагибаясь, указывали ему путь. Лесные гномы — «пиди-мужики», то есть «мужики с пядь», — хранили его сон. Волшебная «валашка» Яношика без промаха разила супостатов. Его бы не одолели, если бы не измена. Стоном стонала земля, когда Яношика схватили.

Яношик был казнен в 1713 году. С его именем на устах вставали новые бойцы. Крестьянская война продолжалась еще долго: ведь крепостное право в Словакии существовало до середины XIX века, гораздо дольше, чем в Чехии.

Яношик живет не только в песне, но и в пляске, которую мы видели в Стражницах, на сценах драматического и оперного театров, в самодеятельных кукольных представлениях, в изобразительном искусстве.

Сто лет назад ходил по словацким деревням и говорил крестьянам о вольности поэт Янко Краль. «Поля, луга, горы — все ваше», — учил он. «Рука, разившая панов, давно в земле», — с печалью отвечали ему. Чтобы пробудить силу народную, он создал поэму о Яношике и читал ее в хатах, у пастушьих костров. Иначе она не дошла бы до народа.