Без обратного адреса - [61]

– Ладно, чувак, не сердись… но если ты узнаешь, у кого… ну, если у кого есть… ну, ты понимаешь.

– Я сразу тебе скажу, Педро.

И Педро отправился докучать соседям Франа, сидевшим на той же скамье несколькими метрами дальше. Клянчить деньги – дело вообще ненадежное и противное, но только настоящий оптимист может просить их у наркомана.

Фран читал книгу, вцепившись в нее, как в брошенный сверху спасительный круг. Ни разу его руки, занятые переворачиванием страниц, не потянулись к карману, где лежал шприц. Он читал до самого обеда.

После обеда день вступил в наезженную колею. Фран пристроился в сторонке у выхода из метро Легаспи, терпеливо наблюдая, как мощный единый пассажиропоток распадается на одиночных пассажиров. Он ждал жертву не менее часа – терпеливо, как тигр в зарослях африканской саванны. Наконец появился подходящий чувачок, маленький и смуглый. Фран положил ему руку на плечо, как заждавшийся лучший друг, – естественнее не бывает, и отвел в сторону, зажав в угол своим телом. Там посмотрел ему в лицо и приказал:

– Давай все, что есть.

– Да у меня ничего нет, правда! – задушенно прохрипел парень.

Тогда Фран выхватил приготовленный шприц и прижал его к предплечью коротышки.

– Хватит. Бумажник, живо!

Парень уже не мог сдерживать дрожь. Прыгающими пальцами протянул ему бумажник. Фран заглянул внутрь и улыбнулся – там было не менее сорока евро.

– Значит, ничего нет? Здоров ты врать, сволочь.

– Я вас умоляю… это не мои, это моей девушки…

Он даже сделал попытку потянуть к себе бумажник. Фран быстро убрал бумажник за спину, а иглу шприца прижал посильнее. Он надеялся, что колоть не придется – это была его ночная доза, которую ему дали на «психодроме», она ему самому нужна, да и шприца второго нет, а от этого типа еще и подхватишь что-нибудь.

– Не суетись, малыш, не ищи приключений на свою задницу.

– Да это не мои!

Фран смотрел, как по вискам парня стекали капли пота. Губы тряслись.

– Так… значит, смотри, как мы сделаем. Тут… – он взглянул в бумажник еще раз, – сорок пять. Я тебе оставлю пятнадцать. Хватит добраться до дому и даже поужинать.

Бедняга тяжело вздохнул. Он примет любые условия. Обобранные до нитки не торгуются с тем, кто их ограбил.

– Хоть бумажник верни, там права, документы…

– Да… и кредитка, – вкрадчиво сказал Фран.

Коротышка вздрогнул, глаза его вытаращились. До этой минуты ему не приходило в голову, что грабитель может подтащить его к банкомату и угрозой вынудить снять с карточки вообще все, что у него есть. От одной мысли об этом у него подкосились ноги. Он не знал, что Фран никогда не делал подобного: опасно. Неизвестно, как повернется ситуация, слишком от многого зависит дело, всего не учтешь. Вон как Карлос – рискнул, а теперь в розыске.

Трясущийся коротышка, не сводивший тоскливого взгляда с бумажника, неожиданно вызвал у Франа жалость.

– Да ладно тебе. Держи свой бумажник, малыш. И прости – для меня это вопрос жизни и смерти, понимаешь? Мне жаль, что я тебя маленько помял.

Парень, вне себя от изумления, тем не менее выхватил у него бумажник движением жадным и точным.

– Ах ты сволочь! Отморозок вонючий! Помял он меня! Дождешься, и тебя помнут! – И бросился бежать, ловко проскочив у Франа под локтем.

Парню явно полегчало, подумал тот, вон как чешет по улице. Будем надеяться, что в полицию не пойдет, да и что ему там сказать? Меня тут один отморозок хотел ограбить, потом, правда, передумал, вернул пятнадцать евро на ужин и автобус. Вот уж насмешил бы дежурного.

Давид щедрой рукой плеснул себе виски в пиво. Прошло немало лет с тех пор, как он напивался по-настоящему, засиживаясь с друзьями за бутылкой до самого рассвета, и теперь со странным чувством, похожим на тоску, смотрел, как медленно смешиваются алкогольные струи. Что делается-то, как время бежит… Он даже виделся иногда с некоторыми из тех давних друзей, но очень редко, и то их молодое, радостное настроение никогда не возвращалось. Теперь они случайно встречались на деловых обедах. Дешевое виски сменилось сортами по тысяче евро за бутылку, стойка бара – солидной роскошью ресторанов, безмятежная свобода – тяжестью ответственности. У всех жены, дети, важная работа. Тогда они спорили об игре Мишеля и Бутрагеньо, теперь – о налоговой политике. Да, прежними им не бывать.

Давид сидел за столиком в «Эра Уменеха». Солнце уже поднялось над горизонтом и косо падало сквозь высокие узкие окна на плохо подметенный пол с остатками опилок, а в темных углах большого зала еще горели лампы. Давид и сам не знал, что он тут делает. Просто некуда больше было податься. Ни гулять по окрестностям, ни сидеть в комнате не было сил. Без Сильвии ему ничего не нужно.

Сильвии не нравилась его редакторская работа, а он не хотел никакой другой. Издательское дело – ревнивое, требовательное, ему нужно приносить в жертву личное и семейное время. Но это была его работа, и Давид любил ее. Быть редактором для него значило делать то единственное, что он умел, хотел и должен был делать. Неужели лучше работать в какой-нибудь транснациональной компании с восьми до десяти, по выходным писать отчеты на неделю, а оставшееся время наконец уделить семье?