Без маски - [71]

Однако внутренний голос ей говорил, что первой проявлять чувства в постели никак нельзя. Ее муж был слишком деспотичен, чтобы соглашаться на пассивную роль, тем более — в любовных отношениях. Так что любовные игры всегда начинал он, а она следовала у него «в кильватере».

Много позже, утомленная страстью, Велвет заснула в объятиях мужа, и ей приснился сон.

Она поднималась по лестнице, ведущей в покои короля, и знала, что он ждет ее, но почему-то забыла о времени, поэтому опаздывала. Сжав под мышкой книгу об астрологии, она ускорила шаг, но ступени все не кончались, и она стала опасаться, что никогда не доберется до короля. Между тем на лестнице становилось все темнее, и она почувствовала, как ее начала захлестывать паника. Неожиданно в темноте перед ней возникла дверная ручка. Она потянула за нее, открыла дверь — и увидела короля в серебряном свечении, заливавшем темную комнату.

— Чарлз! — вскричала Велвет, чувствуя, как он обнимает ее своими сильными руками и прижимает к сердцу.

Грейстил вздрогнул и в ужасе уставился на спящую жену. Не могло быть никаких сомнений: во сне она видела себя в объятиях короля. Он резко отодвинулся от нее, но она не проснулась.

Внезапно король стал отодвигаться от нее и повернулся к двум другим женщинам, стоявшим чуть в стороне. Одной из них была Барбара с ребенком на руках, а другой — его жена, королева с золотой короной на голове.

— У меня нет более времени для тебя, Велвет, — сказал король. — Так что мы не сможем больше с тобой дружить.

Она громко закричала, увидев, что король все дальше уходит от нее, и крик ее становился все громче.

— Чарлз, Чарлз, Чарлз!..

Грейстил вскочил с постели и, разразившись проклятиями, выбежал из комнаты. Оказавшись в гостиной, он какое-то время расхаживал из угла в угол; ему ужасно хотелось что-нибудь сломать или разбить. Не удержавшись, он с силой ударил ногой стул так, что кожа на сиденье лопнула и набивка вывалилась на пол. Заметив стоявшие на столе графины, он потянулся к графину с виски. Приблизившись к окну, он уставился в него невидящими глазами, поднес горлышко графина к губам и начал пить — глоток за глотком.

Граф отошел от окна лишь после того, как графин опустел. Затем прошел в гардеробную комнату и растянулся на стоявшей там походной складной кровати. С трудом удержавшись от стона, он закрыл глаза, но заснуть ему, конечно же, не удалось — его по-прежнему терзала ревность, и виски нисколько не помогло. В глубине души он понимал, что король не спал с Велвет. Как ни крути, а она оставалась для Карла прежде всего подругой детства. Но почему же в таком случае он, Грейстил, столь сильно ревнует ее? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Еще с детства, со дня их обручения, Велвет постоянно сравнивала его с Карлом Стюартом, и эти сравнения были не в его, Грейстила, пользу. Она влюбилась в принца с детских лет, а в годы совместного изгнания все ее помыслы, все желания и даже сны были так или иначе связаны с реставрацией монархии и воцарением Карла на троне Англии. Это стало ее наваждением, которое, словно густая вуаль, закрывало от нее весь окружающий мир и населявших его людей.

Конечно, следовало признать, что он, Грейстил, в каком-то смысле вынудил ее выйти за него замуж, но Велвет не жалела о замужестве — в этом не могло быть ни малейших сомнений. Более того, она гордилась тем, что стала графиней Эглинтон, и испытывала к нему, Грейстилу, неудержимое влечение. Но она не любила его и — что еще хуже — была уверена в том, что по-прежнему любит Чарлза. Однако так дальше продолжаться не могло, его, Грейстила, мужская гордость не позволила бы ему смириться с мыслью, что он занимает в сердце Велвет не первое, не самое главное место. И если Велвет не в состоянии отдать ему всю себя без остатка, отдать свою душу и сердце, то тогда ему совсем ничего от нее не надо, такая Велвет ему не нужна.

Утром, когда Велвет проснулась, выяснилось, что муж уже покинул их общие апартаменты — ушел очень тихо, чтобы не потревожить ее сон. «Какой заботливый», — подумала она с улыбкой.

Кристин приехала к ней в Уайтхолл, чтобы вместе позавтракать, после чего они отправились за покупками на новую биржу на Стрэнде.

— Я так рада, что вы приехали, — сказала Велвет. — Не выбиралась в Лондон уже, наверное, несколько недель.

— Дорогая, ты просто не узнаешь города. Все, буквально все изменилось. Конечно, булыжная мостовая и старые дома остались прежними, зато теперь на каждом углу красуется таверна под названием «Королевская голова» или «Королевский… жезл». Пардон, последнее название относится скорее к борделям.

Велвет рассмеялась; ей нравилось чуть грубоватое чувство юмора пожилой графини.

— Стало быть, религиозных фанатиков, призывающих на наши головы адские муки, больше на улицах не встретишь?

— Такое впечатление, что на углах стоят те же люди, что и прежде. Но если раньше они предлагали на продажу религиозные псалмы, то теперь торгуют стишками развратного содержания, по цене — пенни за страницу.

— Едем скорее. Мне просто не терпится развратиться!

— Ну, тогда нам надо надеть маски, дорогая. Это последний крик моды. Такое впечатление, что все дамы собрались на тайное любовное свидание. Короче говоря, сейчас ни одна уважающая себя женщина без маски на улицу не выйдет.