Без маски
(Перевод Ф. Золотаревской)
— Вот идет бухгалтер, — сказал Петтер, по прозвищу Молния. — А что если я сейчас скажу это вместо него? — спросил он, искусно придавая своему лицу выражение беспомощности.
Веснушки густо покрывали его нос и лоб, доходя почти до пышной рыжей шевелюры.
Тихо шумела маркировальная машина. Фрёкен Холм подавила смешок. Калькулятор энергично пустил в ход свою электрическую счетную машину; она оглушительно затрещала. Рождество или не рождество — он будет как всегда усердно трудиться, пока не окончится рабочий день.
— Заткни глотку, — добродушно сказал Слеттен, обращаясь к Молнии. — Шевелись поживей, а то не справишься до конца работы со всеми конвертами.
— Ладно, только он всё равно произнесет эту фразу, — зашептал Петтер возбужденно. — А вот и он. Ну, нет, сегодня я скажу ее вместо него.
Но бухгалтер опередил Петтера. Он слегка одернул на себе куртку, в изнеможении прикрыл веки, погладил костлявой рукой свою блестящую лысину и устало произнес:
— Господи, Слеттен, как вы можете весь день выносить шум этой дьявольской машины?
Петтер с торжеством огляделся вокруг. Калькулятор обернулся и внушительно заявил:
— Эта машина дает фирме тысячи крон экономии.
— Ну, ну, будем надеяться, что так, — довольно кисло сказал бухгалтер и снова перевел дружелюбный взгляд на Слеттена.
— А сейчас он произнесет другую фразу! — выпалил Петтер.
Бухгалтер обернулся к Молнии и пристально посмотрел на него, но тот сидел как ни в чем не бывало, протягивая фрёкен Холм готовый конверт и делая вид, что углублен в разговор с нею.
Бухгалтер снова обратился к Слеттену:
— Ну, дорогой мой Слеттен, как вы думаете, кончится война на той неделе?
— Само собою, — ответил Слеттен с усмешкой.
— Да, да, — серьезно сказал бухгалтер. — Вы говорите это, начиная с девятого апреля[3], и будете повторять до тех пор, пока война действительно не кончится или пока все мы не отправимся на тот свет.
— Что-нибудь обязательно произойдет, — убежденно ответил Слеттен. — Ведь в мире всегда что-нибудь случается. Разве нет?
— Вы так думаете? — спросил бухгалтер грустно. Он тяжело дышал. — Ну, ладно, сегодня у меня нет времени болтать с вами, Слеттен. Но всё же как-то легче становится, когда послушаешь ваши оптимистические бредни.
Вошел директор. Он совершал свой обычный рождественский обход, и от рукопожатий у него уже одеревенела рука. Все поднялись и выслушали его горячее пожелание веселого рождества и победы союзникам. Последние слова были несколько опасны, но директор мог пойти на этот небольшой риск; зато его популярность среди служащих значительно возрастет. Директор хорошо знал своих подчиненных.
Но тут вмешался бухгалтер:
— Так значит, «Элла» сегодня вечером снимается с якоря? — спросил он.
Директор пожал плечами и бросил на бухгалтера быстрый, недовольный взгляд.
— В трюмах у нее железная руда для немецких сталелитейных заводов, — с горечью произнес бухгалтер.
— Да, это печально, — сказал директор. — Ну, еще раз пожелаю вам всем веселого рождества.
— Этот груз принесет смерть тысячам наших друзей, — сказал бухгалтер.
Он стоял, задумчиво покачивая головой и тяжело дыша.
В семействе Слеттенов рождественский праздник окончился поздно. Дети крепко спали в своих кроватках, прижимая к груди подарки. Часы показывали половину второго.
Эльсе сидела на постели, уставившись в пространство пустым, беспомощным взглядом. Она напряженно улыбнулась, когда Слеттен, одетый, с чемоданчиком в руке, вошел в комнату.
— Ну, веселей, детка, — сказал он шутливо и протянул ей руку.
— Храни тебя бог, Рагнар, — хрипло прошептала она, сжимая его руку так, что ногти впились в его ладонь.
— Спи, дорогая, — сказал он мягко, но решительно. — Ты ведь знаешь: то, что я делаю, это тоже работа. И постарайся не думать об этом, — тихо прибавил он.
Он вздохнул. Как тяжело, что опасность грозит не только тебе, но и твоим близким, даже если они ничего и не подозревают.
Эльсе думала о чем-то своем.
— Я буду спать, Рагнар, — сказала она, собрав всё свое мужество.
— Ну вот и хорошо. — Лицо его посветлело. — До свиданья!
Он бросил взгляд на спящих детей и быстро вышел.
Спустя полчаса двое людей сидели в темном помещении склада, позади небольшой лавчонки на морском побережье. Тусклый синеватый свет карманного фонаря бросал таинственный отблеск на быстро двигающиеся руки. Тихие, отрывистые слова время от времени срывались с губ: «Замедленное действие… девять часов… «липучка»[4]…
Спокойные, застывшие от холода руки работают в полной тьме. Лишь прерывистое дыхание выдает присутствие людей. Работать! Быстрее. Нет, не так!.. Спокойнее… спокойнее!..
— Всё сделано? — шепотом спросил Рагнар.
Слабый синеватый свет еще раз скользнул по лежавшим перед ними предметам.
— Да, — ответил его товарищ.
Они поднялись и начали раздеваться. Обнаженные тела при свете фонаря казались синими. Луч фонаря померк, наткнувшись на черное пятно шерстяных трусов и окончательно растворился в темноте, когда люди натянули темные рубахи.
