Вдруг беседа прервалась, и все оглянулись. Из кабины для переодевания вышел Йорген. Он был высок, строен и широкоплеч. Его бархатистое загорелое тело вовсе не казалось сухопарым. Напротив, скорее он был чуть полноват. Сопровождаемый множеством взглядов, Йорген шел к стартовой колодке. Он чувствовал на себе эти взгляды; ему было неловко и в то же время приятно. Тренер не отставал от него ни на шаг. Они остановились у старта и начали совещаться вполголоса. Неподалеку от них сразу же собралась толпа. Все молча стояли и прислушивались к их разговору, хотя не могли разобрать ни слова. Йорген почувствовал и это. Он скосил глаза в сторону собравшихся спортсменов, но изо всех сил старался не дать им заметить, что их внимание приятно ему. Он понимал: то, что происходит теперь, бесконечно значительнее тех маленьких побед, которые он одерживал в соревнованиях со своими сверстниками. Теперь он возведен в ранг первых спортсменов страны. Он кивал, едва соображая, что ему говорит тренер.
— Ну, прыгай! — сказал тот и слегка отошел в сторону, оберегаясь от водяных брызг. Йорген оттолкнулся от стартовой колодки и, описав в воздухе дугу, прыгнул в бассейн. Затем он вынырнул на поверхность, отряхнул воду с волос и поплыл. Ему предстояло сегодня проплыть четыре двухсотметровки. И хотя он знал, что с дыханием у него всё в порядке, всё же ему нужно было плыть так, чтобы к концу дистанции силы у него неуклонно прибавлялись и чтобы последние двести метров он прошел быстрее, чем первые. Кроме того, ему нужно было всё время менять ритм. Тренер Йоргена когда-то бывал в Париже, и там ему посчастливилось наблюдать тактику знаменитого Тари. Правда, с тех пор прошло много лет, но такие вещи не забываются. Теперь Тренер обучал этой тактике своего воспитанника.
Друзьям из клуба, знакомым, соседям — всем хотелось завладеть вниманием молодого чемпиона. Иорген чувствовал себя в дружбе со всем миром.
Наконец, поздним вечером, он закончил тренировку. Отец беседовал с директором верфи, покуривая дорогую директорскую сигару. По другую сторону от Иверсена стоял преподаватель гимнастики и внимательно слушал объяснения адвоката о тренировке молодых спортсменов, находя много интересного в теории Иверсена, которую тот вынашивал уже много лет.
В школе мальчики толпились вокруг Йоргена, желая вытянуть из него что-либо интересное. Учителя, со своей стороны, также прилагали все усилия к тому, чтобы вытянуть из молодого пловца хоть какие-нибудь знания, но с еще меньшим успехом, чем прежде. Класс чуть не запрыгал от восторга, когда Йорген как следует отбрил учителя, в ответ на его довольно резкую просьбу быть прилежнее на уроках. Мать озабоченно поглядывала на сына. Ей очень хотелось, чтобы он держался подальше от этой шумихи, но в то же время она не меньше Йоргена волновалась, когда думала о приближении решающего дня. Ей необходимо было самой разобраться во всем. Но Иверсен всякий раз ставил ее на место: «В этом деле, мать, ты должна целиком препоручить мальчика мне!»
Что-то омрачало радость матери, но всё-таки лицо ее невольно озарялось гордой улыбкой, когда другие родители говорили о ее сыне.
А в бассейне с каждым днем становилось всё оживленнее. Знаменитые чемпионы, завоевавшие себе славу в других видах спорта, приходили взглянуть на Йоргена. Они не очень-то разбирались в искусстве плавания, но Йорген всё равно был рад познакомиться с ними. В то же время ему часто приходило в голову, что он вполне мог бы обойтись без знакомства со многими из этих болтунов. Они начинали ему надоедать. Столько людей жаждет поговорить с ним! Не может же он разорваться! Он стал избегать назойливых поклонников; иногда он прерывал их на полуслове и уходил, а иногда попросту заявлял, что не желает с ними разговаривать. Далеко не все были ему по душе, и он вовсе не намерен был делать вид, что ему приятно с ними беседовать.
Директор верфи теперь довольно часто удостаивал его беседой, а преподаватель гимнастики непременно стоял тут же и внимательно прислушивался. Йорген всегда бывал окружен толпой поклонников, и в последнее время у него на многое появились свои взгляды, которые он весьма авторитетно высказывал.
— Ты что это делаешь? — спросил он однажды перед сном своего брата Лейфа.
Тот повернул настольную лампу так, чтобы свет падал на рисунок.
— Недурно… — лениво протянул Йорген и повалился на кровать. — Сегодня я чертовски устал, Лейф, — сказал он, потягиваясь так, что пружины под ним заскрипели.
— Кстати, Лейф, — продолжал Йорген, — отец, кажется, обещал купить тебе эту новомодную летнюю шляпу. Они дьявольски дорогие. Но, видишь ли, мне такая шляпа абсолютно необходима к соревнованиям. Понимаешь, эти знаменитые пловцы чертовски шикарно одеваются… А ты ведь можешь обойтись…
— Да, да, конечно, всё в порядке, — ответил Лейф. — Как ты думаешь, понравится этот рисунок редактору?
— Безусловно, — ответил Йорген и сразу же уснул. Во сне он изредка вздрагивал и на его худощавом лице появлялась легкая гримаса.
В последние дни перед соревнованием Йорген каждый день читал в газетах свое имя и видел свои портреты. Дело пахло сенсацией. Ведь лето — мертвый сезон для прессы. И вот газеты стали на всех страницах трубить о своем юном земляке: «Величайшая надежда спорта!», «Мальчик, который будет защищать честь родного города», «Есть ли у Йоргена Иверсена какие-либо шансы?»; «В последние дни Йорген Иверсен показывает баснословное время!», «Сегодня Йорген Иверсен немного простужен, но доктор считает, что тренировку можно продолжать без особого риска»; «Сегодня Иверсен уже совсем здоров!..», «Йорген Иверсен — стройный и крепкий юноша, рост — 1,82, вес в настоящее время 72 килограмма; Иверсен в отличной спортивной форме!»
