Без любви жить нельзя - [80]

— Вы меня подождете? — смутилась я.

— Зачем же нам вас ждать… До скита отшельницы километров семь. Есть договоренность с Мусой, он поселит вас на сутки в одноместном номере. А завтра сядете на такси, доедете до израильской границы. Такси восемьдесят долларов, если у вас нет, я вам дам.

— Восемьдесят долларов? — Меня словно парализовало, но не из-за денег.

Читали мы, что паломничество есть религиозный подвиг. Раньше человек оставлял свой надежный мир — дом, семью и становился «в путь шествующим» — беззащитным. А мы, паломники последних времен: приехали, покормили, поднялись, увезли. А если один остаешься, без автобуса, сразу страх берет. И никаких тебе духовных запросов. Эх, паломница! Туристка… А я-то размечталась…

— Тридцать за номер и двадцать от границы до Иерусалима доехать… Долларов сто пятьдесят всего, — продолжала арифметику наша гид. — Вытаскивайте свои вещи, пошли к Мусе.

— Только за послушание… — согласилась я с каменным сердцем.

Группа нога за ногу подтягивалась к автобусу — ведь сутки не спали. Вокруг нас организовался кружок слушающих.

— Так вот почему хитрая Наталья не пошла на гору. Силы берегла для такого дела… — сказал кто-то из наших. — Я бы сейчас не задумываясь пошел к той Марии. Везет же некоторым!

— Мне, например, — мягко перевела разговор матушка. — Такой хорошей группы еще не попадалось… Ни разу не спросили, будем ли купаться в Красном море… Первейший вопрос, когда люди на Синай едут…

— Неужели на это еще время тратить? — загалдели довольные похвалой паломницы. — Ну, народ, зачем только едут!

Монахиня Р. сопроводила меня в офис директора гостиницы, представила Мусе. Тот согласно закивал, позвал кого-то, и через минуту появился мой проводник — бедуин лет двадцати. Он переговорил с Мусой и сказал мне на русском:

— Дватцать доляр.

Мусса вручил ему ключи. Симпатичный бедуин подхватил мою сумку и потащил в новый номер. Я было рванула за ним, но Муса затормозил, пропел под Боба Марли:

— Don’t worry, be happy. — И перевел: — Не парься, буть счастливий.

Я вдруг поняла, что всё правильно, всё как надо… И ничего я «не забыла» на Синае. Господь по Своему всеблагому Промыслу открывает всё новые и новые духовные горизонты. Только благодари!

— Пойдем с группой проститься, скажите им что-нибудь ласковое, они такие уставшие, — попросила матушка.

— Что я могу сказать, если даже на гору с ними не поднялась…

— Ну, что-нибудь, — улыбнулась матушка. — Постарайтесь!

Пока шли к автобусу, она удивила новым для меня открытием. Оказывается, скит Марии-отшельницы расположен рядом с местом аскетических подвигов знаменитого Иоанна Лествичника — святого шестого века. И в его каменную пещерку-келью можно зайти, взяв у какого-то абуны (отца) Михаила ключ.

— Поторопитесь, он еще должен быть в алтаре…

В автобусе все уже сидели на своих местах. Матушка вручила мне микрофон, сорок пар глаз устремились на меня.

— Дорогие… Спасибо вам… — запинаясь, начала я. — Ваше духовное воодушевление, особенно наших дорогих бабушек и прабабушек, помогло мне в том, чтобы решиться на одиночное плавание… Без вас я бы, наверно, не смогла!

— Не надо нас хвалить! — донеслось с последних рядов. К этому присоединились другие голоса. — Не хвалите, а то возгордимся! Старцы не советуют…

— Услышав похвалу себе, вспомни свои недостатки, говорил святитель Филарет, — вдруг вспомнила я. — Знаете, в школе бывают отличники. Их сначала все хвалят, хвалят… А в жизни потом им бывает тяжело: захваливают ребят до того, что они начинают верить в свое превосходство. Нам, двоечникам в духовной жизни, почему похвалу не принимать? Двоечник радуется, когда его похвалят хотя бы за тройку! Так нормально?

— Нормально! — захлопали в автобусе. — Ждем рассказа, как вы побывали у Марии!

— Если Бог даст… Помолитесь, чтобы с пользой сходила.

— Помоги, Господи! — дружно закричала группа.

Через пять минут автобуса и след простыл.

Я вернулась в пустой кафоликон, села в стасидию… Всё равно не хочется никуда идти, пронеслось в голове, тут посижу… Но через несколько минут появился служитель, который стал делать знаки, что храм закрывается.

— Абуна Михаил, где? — спросила я. — Абуна Михаил…

Служитель махнул рукой непонятно куда, но уточнил:

— Абуна Михаил алтар…

— В алтаре?

— Алтар, алтар… — повторил он.

— Спасибо, спасибо…

Наверно, абуна услышал наш разговор и сам вышел навстречу. Я сложила руки для благословения:

— Евлогитэ´! — робко, впервые произнесла я греческое «благословите» с неправильным ударением.

Священник в облачении с улыбкой благословил и повернулся, чтобы уйти.

— Простите! Евлогитэ´… Ключ от кельи Иоанна Лествичника можно?

Абуна не понимал. Не зная, как назвать преподобного по-гречески, я стала изображать, будто карабкаюсь по лестнице:

— Джон, Джон… Уou understand? Понимаете? Джон Лествичник. Give me the key, — мои эмоции били через край, но слов не хватало.

— О! John Climacus, ωάννης της Κλίµακος… — наконец понял абуна. В моем бедном мозгу два раза кликнуло Климакус. — Паспорт.

— Паспорт? Зачем? А… Конечно… — вынув из сумки, передала священнику паспорт.

Через некоторое время абуна вручил мне вынесенные из алтаря старинные ключи весом килограмма полтора. Проводник-бедуин по имени Калаб ждал за воротами монастыря, откуда и началось мое новейшее паломничество. Конечно, оно не было похоже на древний, часто трагический путь пилигрима. В сумке бутылка воды, половина дороги — асфальтированная, ангажированный проводник. И при том — свобода! Это сладкое слово — свобода! На целые сутки! На Синае! Ехавшие в автобусах паломники-туристы казались мне теперь точно сидящими в клетке.