Без иллюзий - [30]

Сельскохозяйственная выставка – явление, характерное для Москвы. Сейчас она называется ВДНХ – Выставка Достижений Народного Хозяйства. Сокращение это тоже не случайно – это неотъемлемая часть советского языкового творчества. Походите по Москве и посмотрите на вывески бесчисленных контор и конторок! Боже, сколько их в Москве! И каких только контор тут нет! Это тоже существенно, ибо новая Москва создавалась как гигантское скопление контор, как контора контор, как главная контора всего советского общества. Не столица, если уж быть точным, а именно контора. Московский провинциализм есть провинциализм не только деревенский, но и конторский. Теперь – в основном конторский. Конторский служащий господствует здесь, навязывая свою психологию, свой интеллект, свои формы поведения и вкусы всему остальному населению. Хотя в Москве много рабочих, она есть по преимуществу царство служащих, чиновников.

В центре ВДНХ теперь высится не пшеничный колос или хотя бы кукурузный початок, а космический корабль. Теперь стране не до сельского хозяйства, она занята делами более возвышенными – космосом! Не вечно же людям на Земле сидеть! А между прочим, я ничуть не удивлюсь, если люди действительно наплюют на Землю и улетят осваивать какую-нибудь не пригодную для жизни планету. Преодолевать трудности, специально создавая их для этой цели, – это вполне в духе нового общества. Неподалеку от космического корабля стоит огромная глиняная скульптура быка, выкрашенного под бронзу, – след первоначального замысла выставки. Ходил слух, будто бык сначала был сделан без половых органов – Партия и Правительство заботились о нравственности народа. За быком – павильон, в котором по идее должны были быть коровы. Когда мы перед отъездом из Москвы были там, на павильоне красовалась дощечка со словами «Коровы закрыты на ремонт». Посмотрев быка и оглянувшись на космический корабль, вы уже не заметите в нем ничего космического. В нем ощущается претензия не столько на покорение космоса, сколько на покорение нашей обжитой планеты. Зачем, если свою Землю освоить не можем? Да хотя бы затем, чтобы заставить всех жить так же уныло и бездарно, как живет Москва.

Сейчас в Москве готовятся к Олимпийским играм. Это явление сродни сельскохозяйственной выставке. Зачем, спрашивается, потребовалось брать на себя такую обузу, когда страна на грани экономической катастрофы? Экономическая выгода? Нет, какие бы расчеты сейчас ни строили экономисты, на все это дело разбазарят все равно раз в пять больше, чем запланировали. Политический эффект? А от чего ему быть? Думаю, что сейчас руководители страны в глубине души сами хотят, чтобы эти игры сорвались, но сделать это уже не в их власти, как не в их власти было остановить разрушительную и созидательную лавину истории вообще. Они сами рабы ее. Из-за олимпийского строительства сократили (если не прекратили) жилищное строительство. Кучу народа сорвали с разных производств. В чем же смысл этого? Бессмысленно искать его здесь. Раковая опухоль не имеет цели в себе самой.

Москва создавалась как витрина нового коммунистического общества. С колоннами, фронтонами, всяческими завитушками. Образ отвергнутого дворянского Петербурга владел подсознанием хозяев новой столицы. Строилось кое-что и в современном (конструктивном) стиле. Но над этими сооружениями смеялись. Ходили слухи, будто строители их оказались врагами народа и понесли заслуженную кару. Тщательно сносилась с лица земли старая, т.е. русская Москва. Безжалостно ломались церкви. Спрямлялись кривые улочки. Загоняли в трубы речушки. Срезались возвышенности. Новая Москва мыслилась как идеальная плоскость, застроенная так, что теперь трудно поверить в серьезность намерений ее проектировщиков. Был отвергнут проект Корбюзье строить новую Москву в Юго-Западном районе, а старую сохранить как исторический памятник, очистив ее от зданий, не имеющих архитектурной ценности. Потом Москва сама устремилась в этом направлении, но далеко не на уровне проектов Корбюзье, а во вкусе советских академиков архитектуры и партийных чиновников. Признаны теперь и обруганные ранее архитектурные идеи Запада, но с большим опозданием, в самых посредственных и примитивных формах, со специфически советскими коррективами.

Когда я был студентом (уже после войны), ломали Китайгородскую стену и Зарядье. Я работал там землекопом на археологических раскопках. Мы выкапывали жалкие остатки русской истории, а на наших глазах замечательные памятники самой этой истории ломали и крушили. На месте разрушенного Зарядья построили безобразное здание гостиницы «Россия». Построили, несмотря на многочисленные протесты. На могучем фундаменте, который по идее должен был держать сотню этажей, еле держится двадцать (или что-то около того). Опять символ. При избытке территории в московский Кремль втиснул свое творение главный архитектор Москвы – своя рука владыка. И опять символично: бездарный чиновник от архитектуры стремится примазаться к великим творениям прошлого. Хотя расположение правительственных учреждений в Кремле очень неудобно с деловой точки зрения, власти цепляются за Кремль как за символ. Они хотят выглядеть хранителями и законными представителями России, которая фактически была разгромлена ими как национальное образование и возрождения которой они сами боятся панически. Россия – единственная из советских республик – не имеет своей Академии наук и даже своего республиканского Центрального комитета партии.