Без дорог - [7]

По другую сторону Юр-Яги, где скопились груды необкатанной щебенки из пермских красно-бурых песчаников[23], стояла маленькая лодка. Неподалеку от нее на отлогом склоне белел тоненький столбик с надетой на вершинку консервной банкой. Это означало — почты нет. Большинство «экспедиторов», наверное, сплыли на Печору, а многие дожидались парохода в Архангельск уже в Куе.

В лодке, положив на колени рулевое весло, сидел Иван-Щука и беспокойно свертывал под дождем одну за другой цигарки. Он ерзал на корме маленького суденышка, без конца чиркал спичками, осматривался кругом, временами отплывал на середину реки и вновь возвращался.

А на берегу, по скользкой от дождя щебенке, в стоптанных дырявых сапогах широкими шагами полевого работника ходила старший географ экспедиции Муся. Ее сосредоточенный взгляд, руки стиснутые на груди на ремнях полевой — сумки, резкие и порывистые движения выдавали тревогу. Иногда она останавливалась, всматривалась в серую беспросветную даль, прислушивалась и снова начинала ходить.

«Как непонятно все это! — думала Муся, — ведь прошло уже два дня, как все отряды с разных притоков соединились на Лае и дружно сплавились вниз. С тех пор как Сема расстался с Иваном-Щукой, прошло восемь дней, но Семы все не было. Где он мог пропадать?»

Сема мог прийти или приехать на оленях из тундры только к устью Юр-Яги. Иного пути ему не было. Муся терялась в догадках. В глубине души она не раз возмущалась поведением молодого географа. Физическая — сила, упрямство и задор молодости в нем были сильнее рассудка. Сжигавшее его желание побольше увидеть и быстрее «покорять пространство и время», так увлекало Сему, что он порой забывал, что надо давать отдых себе, своим молодым рабочим и старому проводнику. Муся чувствовала, с Семой случилось что-то недоброе. Глубокое чувство товарищества, которое рождается у полевиков во время дружной работы, когда каждый чувствует сердцем и локтем товарища, особенно на необжитой и малонаселенной территории, подсказало ей — надо ждать. И она осталась ждать в покинутом всеми устье Юр-Яги.

Муся ждала два дня, но времени терять было нельзя, и на третий день она решила идти на поиски. Она знала, что может отстать от товарищей и опоздать на последний пароход, знала, что трудовое полярное лето давно кончилось, помнила что дома, в Москве, ее ждали папа и мама, а на базе в Захар-Ване беспокоился муж. Но в трудных бездорожных условиях у полевых работников установился золотой обычай — отставших ждать до последней минуты. И если не возвращался хотя бы один, товарищи пускались на поиски.

Из расспросов Ивана-Щуки, который примчался с олениной к устью Кома-вош на упряжке оленей и в сопровождении подпаска, Муся узнала, что Сема на два дня остался у оленеводов. Старший пастух, который продал оленину, обещал подвезти его на оленях прямо к устью Юp-Яги. Отосланный обратно подпасок неожиданно вернулся на другой день к Кома-вош и к вечеру на Юр-Яге нагнал отряд. От него узнали, что он не встретил своего оленьего стада, но по следам догадался, что случилось несчастье — олени бежали. Боясь заблудиться в открытой тундре, подпасок примкнул к отряду, с ним сплавился к устью Юр-Яги и оттуда направился вверх по Лае искать свое стадо. О Семе ничего больше не знали… Он пропадал неведомо где.

Для поисков Семы товарищи оставили Мусе лодку, небольшую палатку и часть своего продовольствия.

На многие километры кругом ни жилья, ни людей. Только в тундре можно было случайно набрести на оленеводов-кочевников.

Низко сгибаясь против сильного ветра, с трудом передвигая ноги по скользкой траве, Муся зашагала косогором вверх по Юр-Яге.

— Разложи у палатки большой костер и ожидай моего возвращения. Сема не может миновать устье Юр-Яги, — крикнула она Ивану-Щуке и скрылась за косогором в кустах полярной березки.

Вскоре серая пелена дождя закрыла от нее астрономический пункт и костер, пылавший на высоком крутом берегу. На север и северо-запад расстилалась безбрежная, поросшая низким кустарником заболоченная лесотундра. Идти в непогоду против ветра было невыносимо трудно — ноги проваливались в глубокие мочажины[24] между буграми или приходилось широко шагать через высокие, чуть не по пояс кочки.

Не в силах бороться с ветром, Муся свернула к реке, спустилась по склону сквозь редину ельников и вышла на широкую пойму Юр-Яги. Тут идти было легче. Поросшие елями склоны укрывали от ветра, а под ногами была твердая земля и полегшая густая трава. В кустах ивняка Муся неожиданно набрела на пересохшую старицу с заиленным дном и стоячей темной, как нефть, водой. Муся решила ее обойти. Вдруг за кустами послышались всплески и странные хлопки. Муся остановилась и прислушалась. Всплески и хлопки повторились снова и снова. Затем донесся тяжелый вздох и придавленный храп.

— Э-э-э-эй! Кто там? — как можно громче крикнула Муся.

В ответ раздались все те же непонятные звуки. Любопытство заставило Мусю спуститься к самой воде. Раздвинув кусты ивняка и примяв их ногами, чтобы не завязнуть в густой трясине, Муся увидела на противоположном берегу человека в лохмотьях.