– А что? Они спросили меня, имею ли я родственников в Израиле, а я ответила, что никакого отношения к евреям вообще не имею. Ну, они удивились, и спросили, зачем я вообще к ним пришла, и как меня зовут. А когда я сказала, что моя фамилия Маторская, и за моей спиной стоит человек, который хочет меня убить, они вылупили глаза и чуть не за руку потащили меня в какой-то отдел по работе с родственниками. Которых у меня нет, – хихикнула Клеопатра Апполинариевна.
– Странно. А что вы там делали полчаса?
– А… они меня все расспрашивали – где я родилась, как звали родителей, помню ли я бабушку с дедушкой, и прочую дребедень. Очень им хотелось, наверное, меня в Израиль увезти, – засмеялась Клеопатра Апполинариевна.
– А вдруг вы чья-то внучка, – глубокомысленно спросил Владик, с сопеньем и чмоканьем цедя Фанту через соломинку.
– Вполне вероятно, – кивнула Клеопатра Апполинариевна.
Ирка с Броней захихикали.
– Я имею в виду – внучка какого-нибудь богатенького дедушки.
– Романтик ты наш, – засмеялась тетя Ася. – Паша, Витя, вы у нас ночуете сегодня.
После обеда взрослые пошли играть в карты, а дети собрались на своем любимом чердаке.
– Смотрите, что я нашла, – похвасталась Ирка, показывая белую ночную рубашку с длинными широкими рукавами и что-то типа фаты – длиннющее покрывало, собранное с одного конца, которое Ирка надела на голову и спустила на лицо. Получилось великолепное привидение в длинном саване. Не снимая наряда, Ирка опустилась на диван и стала рассуждать о фамильных бриллиантах.
– Я уверена, что они должны быть в доме. Вот бы их найти, а? Как бы тетя Ася обрадовалась.
– Почему ты думаешь, что они сохранились?
– А куда бы они делись? Ведь тетя Ася сама рассказывала, что ее предки никогда не голодали. В этой деревне особого голода не было, и если они не были вынуждены их продавать, то как по-твоему – где они?
– Здесь, – глубокомысленно сказал Броня. – Если рассуждать по-твоему, так их не должны были даже прятать.
Здесь задремавший было Владик встрепенулся.
– Драгоценности? О! Пошли искать.
– Искать, – передразнил Броня. – Надо сначала подумать, где они. Если их нет во всяких там комодах – шкатулочках, то все-таки они припрятаны – самую малость, а?
– Предположим, – рассуждала Ирка, – наши дедушки-прадедушки опасались, что в дом могут заходить всякие чужие люди после революции, которым он не особенно доверял. Значит, они должны были их вынуть из тех мест, где обычно хранят драгоценности, – из шкатулок, например, – и положить их куда-нибудь не слишком далеко.
– Например, в потайном ящичке, – предположил Броня.
– Их же там нет, – удивился Владик.
– А почему ты думаешь, что он в доме один? Надо проверить всю старую мебель.
– Они могут быть, например, в книге – вырезать ее середину, и положить внутрь, – сказал Владик.
– Ну, не знаю, – возразила Ирка, – по-моему, этим способом только недавно стали пользоваться. В любом случае, книг тут столько, что все не проверишь.
– Ну, тети Асины книги, которые недавно куплены, и смотреть нечего.
– А много ли тут таких? Тетя Ася ведь совсем недавно в дом въехала. Нет, начнем со старинной мебели и подвала. Где фонарь, Бронька?
Начали со старой мебели на чердаке. Диван и кресла отмели сразу, а вот письменный стол без ножек подвергся пристальному изучению. В нем было много ящичков – в тумбах по бокам и под столешницей. Дети вытащили все ящики и стали внимательно заглядывать внутрь – нет ли где-нибудь пространства для скрытого ящика. Когда все гвоздики были нажаты, поддеты ногтями, когда все шарниры были подерганы, стол с разочарованием оставили в покое. Следующей комнатой была Иркина спальня, где стоял огромный дубовый секретер. Ирка давно уже приспособила самые большие его ящики под одежду, а в маленьких хранила косметику.
Бронька восхищенно застыл перед секретером.
– И как мы его раньше не замечали? – прошептал он. – Мы с мамой в Суздале были в одной старинной усадьбе, там точно такой был в музее.
Бронька потянул на себя дверцу, которая бесшумно легла, образовав маленький столик. При этом дверца вытянула за собой маленький, красный изнутри ящичек.
– Это для письменных принадлежностей, – объяснил Броня. – Нам экскурсовод объяснял.
Потом Броня потянул этот ящичек на себя, и за ним, как матрешки, вытянулись еще два ящичка поменьше. Владик ахнул и ввинтился между Иркой и Броней, чтобы первым сунуть туда нос. В одном ящичке лежала пачка конвертов, перевязанная красной шелковой ленточкой, а другом была маленькая деревянная шкатулка.
– Вот это да! – ахнула Ирка. – Сколько же лет это здесь лежит? Осторожнее, – предупредила она мальчиков. – Не порвите, надо это тете Асе показать.
– Сначала сами посмотрим, – сказал Владик, сопя и развязывая ленту. – Мы первые нашли.
В конвертах оказались письма. Ребята осторожно сели на кровать, бережно вынимая бледно-голубые листочки из конвертов. Это были письма, написанные чернилами – бледными и выцветшими, но буквы еще можно было разобрать. «Друг мой Иринушка,» – было написано летящим ровным почерком с завитушками в конце слов и буквах «б» и «р». «Вот уже месяц не виделись мы с тобой. Ты, наверное, сидишь сейчас у открытого окна, и липы заглядывают прямо в твое окно. А я почти все дни провожу в седле. Мы уже давно не ездим в манеже, нас увозят далеко, в поля. Нас обучают стрелять прямо из седла, и меткости я уже достиг примечательной. Начальство мое меня отметило. Я стараюсь, служу хорошо, чтобы к осени отпуск испросить и увидеть тебя, Иринушка, сердце мое…»
