Бей в кость - [10]

Впрочем, к данному конкретному поселку все выше сказанное относилось в меньшей степени. По своей сущности он был гораздо ближе к таким широкоизвестным ныне закрытым городам, как «Арзамас-16», «Челябинск-40», «Красноярск-70» и так далее. Никаких бомб тут, правда, не собирали, зарядов для них никто не держал и даже радиоактивных отходов не хранили. Спутники американского АНБ, регулярно пролетавшие над этой точкой, ничего такого не регистрировали. Они не фиксировали также запусков ракет, зондов, взлетов и посадок каких-либо аппаратов нового поколения, хотя при данном поселке имелась вертолетная площадка, откуда время от времени взлетали относительно старые «Ми-2» и «Ми-8».

По всем официальным и неофициальным данным здесь находился Центр трансцендентных методов обучения, сокращенно — ЦТМО, где разрабатывались методики сверхускоренного обучения различным наукам: иностранным языкам, программированию, истории, политологии и так далее. Хотя с точки зрения классической науки название сего заведения представляло полную ахинею, ибо «трансцендентное», согласно философии Иммануила Канта из города Калининграда, представляет собой нечто, не поддающееся познанию, а следовательно, то, с помощью чего никак нельзя чему-либо обучать, ЦТМО успешно функционировал и приносил, должно быть, немалые доходы своим сотрудникам. Центр не входил в систему-j РАН или какой-либо иной академии и являлся сугубо частной организацией. Здесь никогда не было проблем с недостатком финансирования, «утечкой мозгов» за рубеж, которыми нынче «славится» российская наука.

Примерно в то время, когда господин Максимов вел переговоры с Веней в ресторане «Маргарита», рабочий день в ЦТМО тоже подходил к концу. Большая часть сотрудников покидала учреждение и расходилась по домам. Однако, строго говоря, рабочий день в Центре не кончался никогда. В некоторых отделах, секторах и группах велись посменные круглосуточные исследования, и в то самое время, когда одни сотрудники, усталые, но довольные возвращались в родные дома, другие заступали на ночную смену. Кроме того, у многих, особенно у руководящего персонала ЦТМО, домашний отдых мог быть в любое время прерван внезапным звонком с работы. Увы, хорошая и обеспеченная жизнь заставляла мириться с некоторыми неудобствами.

Итак, формально рабочий день завершался. Казалось бы, уж кому-кому, а директору ЦТМО профессору Сергею Сергеевичу Баринову никто не мог запретить покинуть рабочее место. В отличие от других директоров, он мог не беспокоиться, что его вдруг потревожит какой-нибудь министр или президент академии и потребует срочно отчитаться о выполнении программы исследований. Точно так же можно было не бояться звонка из Минфина, ибо ни копеечки из госбюджета Центр не расходовал.

Министр по налогам и сборам, правда, возможно, мог побеспокоить но почему-то этого не делал. Налоговая полиция предпочитала устраивать свои «маски-шоу» подальше от стен ЦТМО. Возможно, дабы избежать неоправданных потерь в живой силе и технике ибо служба безопасности Центра была вполне способна отразить несанкционированный наезд мотострелкового и лаже воздушно-десантного батальона со штатной техникой и вооружением. Так что господин профессор мог бы преспокойно уйти домой, поужинать и наслаждаться благоуханием летнего вечера во дворе своего трехэтажного особняка. Все-таки 62 года — это возраст, когда надо избегать перегрузок.

Однако Сергей Сергеевич все еще находился на работе. В его кабинет прибыл начальник СБ Центра, бывший полковник 7-го ГУ КГБ, Владимир Николаевич Комаров. И вовсе не с тем, чтоб доложить о том, что никаких происшествий не случилось. Правда, на самой территории ЦТМО и впрямь ничего существенного не произошло, но, как ни странно, профессора очень беспокоили события, которые вроде бы не имели прямого отношения к подведомственной ему научной епархии.

— Ну, и что же ты выяснил, Николаич? — спокойно спросил Баринов, поглаживая седеющую бороду. Комаров знал, что сие свидетельствует о некоем внутреннем волнении шефа.

— Общая картина такая. Примерно в час тридцать Климкова с ребенком в сопровождении Степана Талицкого и собаки Альмы вернулась домой с прогулки.

Галина Теребенько за пять-десять минут до этого пошла за покупками. Через двадцать минут к подъезду подъехала «Скорая помощь», из которой вышли женщина-врач и два санитара. Консьерж Рысаков Егор, следуя инструкции, спросил, как говорится, «куда и к кому». Врач доложила, что прибыла по вызову из 32-й квартиры к Семеновой Антонине Ильиничне. Навстречу им из 32-й квартиры спустилась гражданка, известная Рысакову как Семенова Ольга Николаевна, дочь тонины Ильиничны. Семенова Ольга работала у владельца 32-й квартиры бизнесмена Панина Сергея Ивановича в качестве домработницы с проживанием, но, естественно, в квартире прописана не была. Панин в данный момент находится с семейством на Кипре. С его разрешения Семенова поселила в квартиру больную мать. Это произошло две недели назад, а младшая Семенова в доме за месяц до этого — прошу запомнить.

— Запомним, — кивнул профессор. — Продолжай.

— Бригада «Скорой» в сопровождении Семеновой Ольги поднялась на лифте к 32-й квартире. Консьерж Рысаков слышал лай собаки из 33-й, но не придал этому какого-то серьезного значения, потому что Альма и раньше лаяла на незнакомых людей через дверь. Спустя еще полчаса бригада и Ольга Семенова спустились вниз с каталкой, на которой находилось укрытое простыней тело. Рысаков никаких вопросов не задавал, потому что считал, будто это тело принадлежит Антонине Семеновой. Ольга Семенова плакала и несла в руках большую, но, судя по всему, не очень тяжелую сумку. Рысаков предполагал, что там могла находиться одежда, которую Ольга несла в морг, чтоб обрядить покойную мать. Это тоже следует запомнить, Сергей Сергеевич.