Бьется пульс Конго - [39]

Плохие товары, дорогие товары, но товары!

Настоящий мост был перекинут через Линди. Бревна, составлявшие основное ложе моста, были обшиты досками из твердого дерева. Но со временем гвозди стерлись, доски расшатались… Местные жители не замедлили воспользоваться настилом как хорошим строительным материалом и топливом. «Зубы времени» и очаги так обглодали мост, что при переезде через Линди мы прямо под колесами видели воду. Когда щели в настиле моста расширились настолько, что даже почтовые машины не отваживались проезжать, судьба моста была решена.

Переправа на пароме требовала гораздо больше времени, но что за важность!? Здесь встречались знакомые, болтали, обменивались новостями. Чего у африканцев в избытке, так это времени. При поездках в Леопольдвиль мы пересекали семь рек. Семь паромов. Один приводился в движение с помощью бамбуковых шестов, другой — канатной передачей, большей же частью паромы буксировались моторными лодками. Навсегда осталась у нас в памяти переправа через широкую Кванго. Эта река не только по названию, но и по характеру напоминает китайские реки. Так же лениво течет она по песчаной банке отмели, с той разницей, что здесь много крокодилов. Кванго — основная артерия провинции под тем же названием с административным центром в Кенге, расположенным примерно на полпути между Киквитом и Леопольдвилем. Мы должны были переправиться через реку Кенге у Такунды. Паром находился на противоположном берегу. Мы просигналили и стали ждать. Паром не двигался с места. На нашей стороне терпеливо ожидали с десяток людей. Подошел старик и сказал:

— Паром еn раnnе, мосье.

— Вот это здорово! Что случилось?

— Аккумулятор вышел из строя.

Нам угрожал ночлег под открытым небом. Но тут на противоположном берегу появился грузовик, и вокруг парома засуетились. Спустя четверть часа он подошел к нам. Как только паром причалил, паромщики сняли аккумулятор и поставили обратно на машину. Водитель широко улыбнулся и кивнул нам, въезжая на откос. К нам подошел паромщик.

— Аккумулятор двенадцативольтовый?

Я кивнул.

— Хорошо. Вы хотите на ту сторону?

— Конечно!

— Тогда выньте аккумулятор, мы его подключим к нашему двигателю и сможем переправиться.

— Давно вы еn раnnе? — спросил я.

— Две недели.

— Почему же вы не зарядите аккумулятор?

— В Кенге бастуют предприятия.

— Почему? Ведь Кенге административный центр?

— Рабочие уже четыре месяца не получают зарплаты. Бастует весь город.

Моя жена, истинная женщина, хотела выяснить все до конца, к тому же она не была связана нейтралитетом, как я, и невинно спросила:

— И министры тоже?

Все, кто стоял рядом, засмеялись так, что сходни заходили ходуном, и помогли нам снять аккумулятор.

У африканцев есть чувство юмора.

Им обладал и мой друг — дорожный инспектор. Это был могучий конголезец, весивший сто двадцать килограммов, добродушный и веселый, обнажавший в улыбке белоснежные зубы. Он объяснил, что дороги пришли в полную негодность из-за того, что казна пуста и ему нечем платить дорожным рабочим.

— Рабочие называют меня отцом, — сказал он, — но никто не слушает отца, который не платит денег. Между тем правительство задолжало им уже за несколько месяцев. Вот, например, выходят деревенские парни с лопатами, чтобы поправить дорогу после дождя. Я прохожу мимо. «Привет, отец! Как живешь?» — кричат они. Я спрашиваю, как дела в двенадцатом секторе, где нужно было засыпать большие ямы. Парни смотрят на меня с таким видом, словно я рассказываю небылицы, а один говорит: «Нужно оставить кое-что и на завтра, не правда ли, отец? А когда нам заплатят, мы засыпем все ямы, даже те, что в карманах».

Нелегка жизнь в джунглях.

Мы вспомнили сорок восьмой километр, где вместо дороги образовался большой пруд. Пришлось прорубать объезд сквозь чащу первобытного леса.

— Я мобилизовал тогда триста человек, — сказал инспектор. — На третий день они сложили топоры: «Где деньги, отец?» А у меня ни гроша. Правда, в Стэнливиле стояло несколько моих бульдозеров, но что здесь машина? Только человек может одолеть джунгли. Вы помните эту историю?

— Еще бы! Я ехал по этой просеке, как танцует балерина. Два дорожных смотрителя непрерывно подкладывали под колеса бамбуковые маты, иначе я утонул бы в грязи. Объезд длиною сто пятьдесят метров потребовал получаса. Мировой рекорд в черепашьем беге.

— Я на коленях умолял ребят, — продолжал инспектор, — они же отправились в окружное управление и грозили выбить стекла. Маяна рвал на себе несуществующие волосы, однако выплатил все, что нашел В кассе. Там было не слишком много.

«Ухуру, — сказали парни, — это, конечно, очень хорошо, но без денег на кой леший она нам сдалась?» Инспектор вздохнул, затем расхохотался.

— Ребята ведь правы! Раньше их водили за нос белые, а теперь свои же наобещали с три короба, а толку чуть.

На пути в Бута была еще одна вынужденная остановка. Громадное дерево легло поперек дороги. Перед ним стояло уже три машины. Несколько африканцев изо всех сил рубили и пилили ствол. Подобного усердия я еще не наблюдал и спросил одного, откуда такая прыть. Оказывается, им обещали, что если они за час освободят дорогу, то каждый получит двести франков. Не колеблясь, я тут же внес свою долю. Это был единственный способ освободить дорогу.