Бьется пульс Конго - [20]

— Для местных людей это не суеверие. Они твердо убеждены, что эта так. Однажды я попытался изложить бапуи нашу точку зрения. Он терпеливо выслушал меня, а затем спросил: «Тата, а просфора разве не то же самое?».

Мне было ясно, что для знакомства со зверями Африки нет необходимости идти с ружьем на охоту. Как врач я имел возможность изучить теневые стороны подобных контактов с африканской фауной. То тут, то там я встречал бегемотов. Местное население не любило толстокожих за то, что они нередко опрокидывали рыбачьи лодки. Однажды меня позвали к женщине, которой бегемот повредил ногу. Нога имела ужасный вид, мягкие части превратились в бесформенную массу, кости во многих местах были раздроблены. Артерия пульсировала, и я решил воздержаться от ампутации. Благодаря тщательному лечению и заботливому уходу ногу удалось спасти. В стране, где нет протезов, лучше иметь ногу, даже если она никудышняя. Женщина была довольна, что могла ходить хотя бы на костылях; калеке здесь остается только нищенствовать.

Одна мысль о крокодилах, даже мертвых, вызывает у меня отвращение, особенно после того как наш сосед в Инонго на озере Леопольд, лейтенант Конголезской национальной армии, убил крокодила. Он утверждал, что его мясо очень вкусно, и хотел это доказать. По его приказанию бои разделали тушу, освежевали, разрезали на куски, затем сварили мясо и поджарили. В пиршестве приняли участие несколько десятков человек, но тем не менее много мяса осталось. Вонь поднималась до небес. Вид мух, привлеченных разлагавшимся мясом, наводил на мысль о том, как выглядела одна из десяти египетских казней.

Однажды я купил карликовую антилопу, ростом не больше болонки. Ее поймали и продали охотники. Вместо вертела она попала в сад. Охотники, когда ловили антилопу, прижали ее чуть покрепче и вывихнули ей плечо. Пока я лечил антилопу, она привыкла ко мне и вскоре начала брать хлеб из рук. А вот два крокодила, пойманные едва вылупившимися из яйца, не принимали пищу из наших рук. Мы их кормили хлебом, и они, несмотря на необычное питание, благоденствовали в бассейне и по ночам лаяли, как молодые собаки.

С крокодилом связано комическое происшествие, случившееся со мной из-за того, что я плохо знал местные языки. На языке киконго крокодил — «нгуфу», а на суахили это же слово означает «сильный». Однажды во время операции я попросил ассистента сильнее натянуть-проволоку, так как он считался человеком нгуфу. Он посмотрел на меня смущенно и сказал с легким раздражением, что он не крокодил. Я удивился, но вскоре все разъяснилось к общей потехе.

Я не советую испанцу переводить на киконго обычный испанский комплимент красивой девушке, буквально-означающий «милая обезьянка». «Макака минги» звучало бы здесь смертельным оскорблением еще и потому, что колониалисты называли конголезцев макаками.

В нашем саду разгуливала серебристая макака. Она принадлежала бельгийцу, а когда тот уехал, макаку выпустили из клетки. Это была веселая обезьяна, которая часто беззлобно дралась с моей собакой. Она проявляла повышенный интерес к нашему автомобилю, особенно когда капот был поднят. Но с еще большим удовольствием обезьяна подстерегала конголезок и вгрызалась в их икры, а мне потом приходилось возиться с пострадавшими и лечить укусы. Городское управление приказало расстрелять обезьяну, и жандармы немедленно привели приговор в исполнение. Нам было очень жаль смышленое животное.

Нашей пациентке мадам Льон — Госпоже Львице, ее так прозвали, потому что на нее напал лев, — повезло, ее ранения быстро заживали, против ожидания: подобные рваные раны часто бывают заражены трупным ядом, который содержится в когтях диких животных. Женщина собирала на опушке леса маниоку. В Квилу львов почти не осталось, их всех хищнически истребили европейские охотники, но иногда появляется старый зверь, который уже не в состоянии догонять быстроногую добычу и вынужден держаться поближе к людям. Когда лев напал на женщину, она, падая, завопила от страха и стала размахивать тяпкой. Лев испугался и бросил ее. Рассказ пострадавшей подтверждается тем, что у нее сломаны ребра с кровоизлиянием в область реберной плевы и рука, а грудь и бедра покрыты кровавыми полосами, словно от острой бритвы.

Банту признают охотником лишь того, кто убьет леопарда; он считается самым опасным из африканских зверей. Поэтому шкура леопарда служит символом власти и имеет в Конго такое же значение, как в других странах скипетр и корона. Тем, кто этого не знает, может показаться странным, что Калонжи, когда его короновали королем Южного Касаи, то есть когда вожди балуба провозгласили его властителем, накинул на фрак леопардовую шкуру. В Стэнливиле я видел дирижера военного оркестра, который на торжественном приеме генерала Лундулы носил поверх офицерского мундира леопардовую шкуру.

В Африке, как и всюду в тропиках, врачу, разумеется, часто приходится лечить последствия змеиных укусов, если только пациент не приходит слишком поздно, а это случается нередко. Мы не раз могчи убедиться в справедливости слухов о том, что кобры любят заползать в постели. Один наш знакомый, португалец, собираясь лечь спать, обнаружил кобру в кровати. Он не растерялся, схватил палку и сунул ее кобре. Змея обвилась вокруг палки, и португалец выбросил ее в окно. Даже водяная змея длиной всего в метр ядовита. Ее укусы не смертельны, но вызывают гангрену. В Инонго мне по этому поводу пришлось ампутировать одному юноше руку. Ежегодно в Конго еще умирают от укусов змей тысячи людей.