Бета семь при ближайшем рассмотрении - [48]

Шестьдесят восьмой жаждал броситься на этого наглого выскочку, тряхануть его так, чтоб выбить из него наглую спесь. Но еще больше он боялся стражников. Они схватят его, сорвут голову, как не раз он сам срывал головы у тех, кто стал дефом. И чавкнет ненасытный пресс. Он-то знает, как он всегда голоден, этот пресс, как жадно разевает пасть и с каким наслаждением плющит все, что в него всовывают.

– Я служу Творцу, – буркнул Шестьдесят восьмой.

– Смотри, кирд. А этого, – он кивнул на стражника, – под пресс.

Должно быть, слово «пресс» вывело стражника из оцепенения. Он дернулся и закричал:

– Я не хочу под пресс! – Он рванулся и бросился к выходу из проверочной станции.

– Держи его! – приказал Двести семьдесят четвертый Шестьдесят восьмому и бросился вдогонку за страж­ником.

Сейчас он выскочит, и нужно будет устраивать погоню на виду у всего города, и Мозг спросит: «Что это у тебя происходит такое, Двести семьдесят четвертый? Так-то ты начинаешь новую службу…» Он вдруг сообразил, что у него есть теперь трубка, ему же вчера вручили оружие. Он схватил ее и направил на стражника. Где эта спусковая кнопка, деф бы ее побрал! Ага, вот она. Он нажал на нее, и острый луч голубого света пронзил полутьму зала. Мимо. Он еще раз нажал на спуск, но выстрела не было. Ах, да, проходит ведь какое-то время, пока оружие снова готово к бою.

Стражник уже открывал дверь, когда Двести семьдесят четвертый выстрелил второй раз. На этот раз кончик луча впился в ногу стражника, тот остановился. Раненая нога подогнулась, но он не упал, а стоял на одной ноге, вцепившись руками в дверь.

– Не-ет! – закричал стражник, когда Двести семьдесят четвертый снова поднял трубку. – Не-е-ет!

Выстрел проплавил голову, стражник начал медленно падать, но Двести семьдесят четвертому казалось, что он все еще слышит пронзительный вопль стражника. Задними глазами он видел, как Шестьдесят восьмой только сейчас подбежал к нему. Не слишком-то торопился, полудеф разряженный. Потом, потом он еще займется этим типом, сейчас важно было другое.

Он включил канал связи и вызвал одновременно всех стражников. Расход энергии был такой, что он почувствовал, как стремительно начал разряжаться его акку­мулятор. Но и это было неважно. Он служил Творцу, боролся с угрозой их миру, и все аккумуляторы мира ничего не значили в этой схватке.

– Стражники, – сказал он, – говорит ваш начальник. Вспомните вчерашний день. Если у кого-нибудь в кольцах памяти запечатлелось что-то необычное, подозрительное, немедленно доложите мне. Я жду.

Он слушал поток рапортов, жалкое, ничего не значащее бормотанье, и его вдруг охватил парализующий страх. Он один противостоит грозному и страшному потоку. Он один стоит на его пути, а грязная жижа с торжествующим бульканьем подхватывает его, несет, крутит, топит, захлестывает сознание. «Наверное, это виноват аккумулятор, – вяло и обреченно подумал он. – Нужно сменить». Бульканье прекратилось, но все равно давило на плечи ощущение тщеты своих усилий. Дефы, кругом дефы…

Внезапно он очнулся.

– Мы шли с напарником мимо круглого стенда, – докладывал стражник, – когда обнаружили кирда без штампа. На вопрос, почему он без штампа, задержанный ответил, что идет на проверку. Но он шел в обратном направлении. Он показался нам подозрительным, и мы доставили его на проверочную станцию. Слава Создателю!

– Слава Создателю! – сказал Двести семьдесят четвертый.

Кто знает, кто знает… Нормальный кирд не мог идти без штампа.

– Стражник! – рявкнул он и сообразил, что не слышал, кто именно докладывал ему сейчас. – Тот, кто только что докладывал.

– Я, начальник стражи, стражник Семнадцатый С.

– Семнадцатый, номер задержанного.

– Номер?

– Ты меня спрашиваешь, стражник? Номер кирда, который шел без штампа.

– Э… видите ли, начальник, мы…

– Ну!

– Мы решили…

– Что вы решили, деф бы вас побрал!

– Раз мы повели его на проверочную станцию, на стенде…

– Вы не стражники, вы дефы с расплавленными мозгами, вот. кто вы! Кому вы передали его на станции?

– Он давно на проверке работает…

– Номер! – заорал Двести семьдесят четвертый.

– Кажется, Четыреста одиннадцатый.

– Кажется! Смотри, Семнадцатый, если и здесь путаешь, готовь голову для пресса.

– Слава Творцу! – испуганно пробормотал стражник.

* * *

Четыреста одиннадцатый стоял в своем загончике и думал о странном слове «друг», которым назвал его деф. Странное слово с таинственным смыслом, дефье слово, оно снова и снова выпрыгивало из его памяти, как выпрыгивают из травы тарки, охотясь на летающую живность. Но выпрыгивало не совсем, не покидало его даже на время, а, наоборот, заполняло все его сознание, наполняло непривычным оранжевым и теплым отблеском, словно от солнца в зените.

И густая, настоявшаяся ненависть, к которой он привык, была теперь уже не сплошной. Мир теперь состоял из ненависти к миру кирдов и нового неясного чувства, которое он испытывал к Инею, к неведомым дефам, к пришельцу. Ему казалось, что за эту ночь его сознание стремительно выросло, стало огромным, гулким. А может быть, оно и на самом деле расширилось, раз вмещало теперь не одну ненависть, а и новое, непривычное чувство.