«Бесы» вчера и сегодня - [46]

^{2}, всё уже было, в том числе и в нашей многострадальной России. Даже знаменитый «доктор Шарп», создавший теорию организации революций в разных странах, не придумал ничего нового по сравнению с Нечаевым. Разве что был осторожнее, прикрываясь после каждого описания шагов к свершению бунтов и переворотов словами «ненасильственный протест», «ненасильственное вмешательство», «отказ от применения насильственных методов». Что явно не сочетается с предложенными им же действиями. То есть покойный доктор Шарп «превзошёл» Нечаева лишь по уровню лицемерия.

Появление нечаевщины, судя по роману и откликам на него, — признак болезни общества, порождающего «бесов». Истоки явления, замыслы вождей экстремистских организаций, движущие силы — всё есть в романе Достоевского. Вот почему в последние годы интерес к этому гениальному творению писателя возрастает.

Анализ «Бесов» приводит нас к выводу, что Достоевский в нечаевщине не видел сущности «всего» революционного движения, как утверждают до сих пор некоторые литераторы. Это неоднократно подчеркивает в своём романе сам писатель, говоря, что описанное им явление — это не борьба за благо народа; в своих героях он не видит «чистых социалистов». В нечаевщине писатель видит «пагубное отклонение от нормальной дороги, которое всегда наиболее вредило делу и на десятки лет отклоняло успехи его».^{3}

Проанализировав все вышеприведённые материалы, думаю, мы можем внести одну поправку в сложившееся ныне представление о восприятии романа современниками. Вот как написал об этом уже в середине 1960-х годов автор монографии «О стиле Достоевского» советский литературовед Н. М. Чирков:

«Роман „Бесы“ был воспринят современниками как политический памфлет против общественного и революционного движения 60–70-х годов. <…> Но современники, занятые лишь одной стороной романа, мало разглядели в нём другое: сатиру на всю царскую Россию, во-первых, и большой философский смысл, далеко выходящий за рамки „злобы дня“, во-вторых»^{4}.

Как мы могли убедиться в третьей главе данной работы, сделанной на основании современных писателю откликов на его роман, — именно сатиру на всю царскую Россию и увидела в нём критика. Именно за это и обвинила она Достоевского в клевете на общество. Увидели современники и «философский смысл» в романе, — не было ни одной крупной рецензии, где не ругали бы Шатова и Кириллова и не защищали бы от их «бредовой философии» молодёжь. Но что меньше всего «разглядели» современники писателя в его романе, — так это карикатуру на нечаевщину. Пережившие только что судебный процесс над членами «Народной расправы», замешанными в убийстве своего товарища, полные негодования на Нечаева и его методы борьбы, они видели в романе лишь «стенографический отчёт» с процесса. И возмущались лишь тем, почему Достоевский уделяет этому ничтожному, на их взгляд, явлению так много внимания.

Советские критики неоднократно подчёркивали антианархистский аспект романа Достоевского и содержащуюся в «Бесах» критику лицемерного либерализма, русского дворянско-чиновничьего общества. Однако до сих пор литературоведы, в первую очередь, имея в виду «Бесов», которых они воспринимают как протест против революции «вообще», приходят к выводу, что Достоевский был противником социального переустройства общества. Но делая этот верный по своей формулировке вывод, мы должны, прежде всего, чётко представлять себе, о каком переустройстве, о какой революции могла идти речь на рубеже 60–70-х годов XIX столетия. О революции, которую предлагали Бакунин, Нечаев и Ткачёв? О революции, которая взамен царского деспотизма предлагала анархо-террористический деспотизм Нечаева?

Какой социализм «проповедовался» в России? В основном тот, суть которого, опираясь на собственный опыт и наблюдения, описал в своём «Дневнике» сам же писатель:

«Без сомнения, из всего этого (то есть из нетерпения голодных людей, разжигаемых теориями будущего блаженства) произошел впоследствии социализм политический, сущность которого, несмотря на все возвещаемые цели, покамест состоит лишь в желании повсеместного грабежа всех собственников классами неимущими, а затем „будь что будет“. (Ибо по-настоящему ничего ещё не решено, чем будущее общество заменится, а решено лишь только, чтоб настоящее провалилось, и вот пока вся формула политического социализма.)»^{5}

В записной книжке Достоевского есть такая фраза на ту же тему:

«…главная мысль социализма — это механизм. Там человек делается человеком-механиком. На все правила. Сам человек устраняется. Душу живую отняли… Господи, если это прогресс, то что же значит китайщина!»^{6}

Это не субъективное восприятие социализма Ф. М. Достоевским, именно таким представляется социализм в сочинениях русских теоретиков Бакунина, Ткачёва (не говоря уж о Нечаеве).

С научным коммунизмом Маркса и Энгельса Достоевский был незнаком. Марксизм в России в это время не распространялся. Мало того, тогдашние русские «революционеры» боролись с ним. Они противопоставляли ему свой «образчик казарменного коммунизма» (по выражению Маркса) с общими спальными, столовыми, обязательной физической работой и т. д. Как мы имеем возможность убедиться из «Катехизиса революционера», общество нечаевского будущего отрицало духовные ценности и саму духовную жизнь человека, лишало его личной свободы, превращало в орудие удовлетворения тщеславия нескольких лиц. Разве мог Достоевский согласиться с таким «социализмом»?