Бесы в красной гостиной - [64]

Но, как позднее выяснилось, Сергей Филатов обнаружил таланты в другой сфере – в подковерной борьбе.

О Ярове я мало что могу сказать. Это разумный, надежный человек, который умеет служить сильной власти. Мне кажется, он всегда боялся свободы выбора. Вжившись в какую-то систему, он с большой неохотой меняет ее. Он и лоялен к начальству, и в то же время не заискивает перед ним. Самое же главное его положительное качество – неамбициозность. Он как бы с детства выбрал себе среднее место и не претендует на большее. Поэтому в глазах власти – надежен. Думаю, он скрепя сердце шел в самолете к Хасбулатову, как оказалось, «на разборки».

Шумейко – это прежде всего пышущий здоровьем и мужской силой человек. Конечно, он никакой не политик, и жаль, что ему никто не посоветовал держаться от нее как можно дальше. В нем так много нормальной природной жизни, так много легкомыслия, здорового цинизма и юношеской задиристости, что пытаться совместить эти прелестные качества с серьезной политической работой в качестве заместителя председателя Верховного совета было бы равносильно попытке объединить характеры Дениса Давыдова и фельдмаршала Кутузова. Видная внешность, некая даже смазливость, всегдашняя веселость и расположенность в любое время рассказать и выслушать анекдот понудили бы наблюдавшего за ним человека искренне сожалеть, что такой человек попался на политическую удочку, тогда как ему подходит роль вечного комсомольского вожака областного разлива. Кажется, он был и трусоват. Во всяком случае, рассказывали, что когда меня в сентябре 1993 года (после издания знаменитого указа № 1400, но еще перед пальбой по парламенту) Черномырдин своим распоряжением отстранил от должности главного редактора, то якобы эту весть в редакцию поручили отвезти Шумейко, тогда вице-премьеру и министру печати, но тот, узнав по дороге о собрании редакционного коллектива, посвященном этому вопросу, повернул обратно. Так что бумагу с распоряжением Черномырдина привез фельдъегерь и уже после физической расправы над парламентом.

Вот эти люди и направились к Хасбулатову. Пробыли они там, если не изменяет память, минут 15–20. На другой день я узнал, зачем ходили: заместители предложили Хасбулатову уйти в отставку. Последующие события показали, какой ответ они получили.

Через день-другой состоялась наша встреча с Филатовым. Я в мягкой форме начал его убеждать, что менять в настоящее время руководство парламента означает не что иное, как согласиться с экономической политикой Гайдара. Выразил удивление тем, что еще недавно все они дружно вместе с председателем парламента противостояли этой политике. Что изменилось?

«Хасбулатов нас обманул, – сказал Филатов. – Мы действительно против политики Гайдара, но Хасбулатов, возбуждая нас против нее, преследовал личные цели». Какие? По версии Филатова, Хасбулатов трижды ходил к Ельцину и выпрашивал пост председателя правительства. В первый раз Ельцин ответил, что он, Хасбулатов, нужен ему в парламенте. Дескать, только вы, Руслан, можете сдержать этих бешеных народных избранников. На вторую просьбу Ельцин промолчал. А на третью ответил отказом. После чего Хасбулатов якобы и открыл прямой огонь по правительству Гайдара, а косвенно и по Ельцину. Южный человек, обиделся. И нас подставил.

Для меня эта версия была и неожиданной, и неправдоподобной. Я рассуждал так: зачем второму (реально) человеку в России желать стать третьим? По действующей тогда конституции председатель Верховного совета через решения Съезда мог не только больно ужалить самого президента, но и отстранить его от власти. Тут, кстати, не было противоречия, правовой «несправедливости». Да, президент избирался всем народом (всенародно избранный ты наш!), но ведь и Съезд (коллективный орган) избран всем народом. И логично, когда в случае их противостояния скорее коллективный орган может (естественно, за дело и строго в соответствии с процедурами) отстранить от должности президента, а не наоборот. Все-таки труднее себе представить самодуром коллективный орган в количестве тысячи человек, чем одну личность. И примеров в подтверждение этому в истории – тьма-тьмущая.

Далее я рассуждал так: Хасбулатов и впрямь мог предложить себя на пост председателя правительства, но в таком случае он должен был руководствоваться другими намерениями. Видя последствия губительной политики Гайдара, он мог сказать Ельцину: Борис Николаевич, эта политика смертельно опасна для страны, надо ее менять. На что Ельцин (у них тогда были еще нормальные отношения) мог дать ответ, подобно тому, какой дал в свое время Сталин: у меня других «писателей» нет. Ну, давайте, мог сказать Хасбулатов, я возьмусь за это дело. По каким-то причинам – и можно себе представить, по каким именно – Ельцин не стал этого делать. Когда же Верховный совет и Съезд усилили давление на правительство (Ельцина еще оберегали), возникли первые признаки конфликта.

Мне стало совершенно ясно, что Филатов, Шумейко, Яров или сразу все вместе, или по отдельности прошли обработку в ельцинском окружении и имели обстоятельные беседы с самим Ельциным. Ясно было и то, что он что-то им пообещал, в первую очередь трудоустройство. И не только им, но и всем депутатам, которых они поднимут на бунт против Хасбулатова.