Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - [50]

Шрифт
Интервал

– Вот, кызым, это – редкая драгоценность, очень старая книга, – сказала Мунаввар, благоговейно протягивая мне советское издание «Подарка истин» 1962 года в современном узбекском переводе. Отпечатанные на газетной бумаге страницы были скреплены желтоватым клеем. (Югнаки выходил при советской власти большим тиражом, он писал об опасностях богатства.) – Это весьма редкая, драгоценная вещь, но я позволю тебе взять ее домой и вечером почитать, поскольку знаю, что ты любишь книги и будешь обращаться с ней аккуратно.

В качестве домашнего задания я в тот же день перевела несколько максим Югнаки на русский.

«У мира в одной руке мед, а в другой – яд. Одна рука кормит тебя медом, а другая – травит».

«Вкушая сладкое, считай его горьким. Если путь кажется простым, появятся десятки преград. Мечтатель, хочешь легкости и горести? Но когда же сбудется надежда?»

«Змея нежна на вид, но может стать источником отравы. Она приятна глазу, но нрав у нее дурной. Чем нежнее кажется змея, тем быстрее надо бежать от нее».

Просмотрев на следующий день мои переводы, Мунаввар сказала, что они слишком буквальны.

– Больше думай о смысле и меньше – о словах, – посоветовала она.

В литературе четырнадцатого века самым популярным жанром была эпистолярная поэзия, в том числе и на староузбекском. Стихи в тот период сочинялись в форме любовных писем: от соловьев – овечкам, от опия – вину, от красного – зеленому. Один поэт написал девушке о желании проглотить озеро, чтобы выпить ее отражение, и та девушка была чище воды.

– Большинство людей – как мы с тобой – грязнее чем вода, – объяснила Мунаввар. – Поэтому, чтобы очиститься, мы моемся. Но эта девушка чище воды. Если она опустит руку в воду, то, может, чище станет сама вода.

Другой поэт сравнивал усики над верхней губой своей возлюбленной с крыльями попугая, кладущего ей в рот фисташки. Чтобы я смогла как следует оценить богатство этого поэтического образа, Мунаввар нарисовала его в моей книжке. Это было ужасно.


Пока я училась, Эрик почти каждый день ходил за минеральной водой, которую потом прятал под кровать или в чемодан. Воду в бутылке оставлять на виду было нельзя, поскольку Люда тогда объявляла нам торжественную благодарность за покупку воды и они с Дилшодом выпивали ее всю. Раз в несколько дней Эрик менял доллары на сумы. Не зная ни слова по-русски или по-узбекски, он каким-то образом ухитрялся найти курс выгоднее, чем в обменниках и даже чем у Люды, которая предлагала скидку. Когда мы гуляли по городу, он часто здоровался с юными менялами, и они раскланивались с Эриком, прикладывая руку к груди. В свободное время Эрик читал и аннотировал региональный путеводитель по Узбекистану Американского совета преподавателей русского языка, подчеркивая разные интересные фразы: «несколько инцидентов с заложниками в Кыргызской Республике», «сертификаты на обмен иностранной валюты», «Южная Корея: 14 %», «паритет покупательной способности: 2400 долларов», «уровень инфляции (по потребительским ценам): 40 %», «таджикские исламские повстанцы», «многократные въезды в течение четырех лет», «только кипяченую воду», «исполняются далеко не всегда».

Примечательно, что Эрик к тому же стал писать стихи. Я пару раз находила их, накарябанные на задних страницах путеводителя: одно было про бейсбол, а другое – про ДНК. Вероятно, я оставалась единственным человеком, на кого не подействовала исключительная поэтическая атмосфера Самарканда.

Когда я в полдень возвращалась с занятий, мы вместе обедали в пристроечной кухне – хлеб, помидоры и холодец, украинское мясное желе, которое Люда готовила в промышленных количествах. Я не слишком большой фанат холодца, и особенно этой версии – она мало того что была с комками, но еще и с множеством мелких косточек. Но Эрик все равно ел. После обеда мы по очереди поливали друг другу голову из садового шланга. Насквозь вымокшие (впрочем, все высыхало за две минуты), мы шли в город, по пути покупая у пацана по имени Эльбек, сына хозяина табачной лавки, брикетики твердого, тронутого вечной мерзлотой русского мороженого. Эльбек совершал свои операции с трогательным профессионализмом: взмахом руки вынимал мороженое из большого стального холодильника и скрупулезно отсчитывал сдачу. Перед отъездом мы хотели оставить какой-нибудь подарок, но ничего не нашли в магазинах и решили дать ему двадцать долларов. Вид у него сделался весьма унылый. Он не хотел брать деньги. Вышел отец и от двадцати долларов тоже отказался.

– Нам очень нравится ваш сын, – объяснила я. – Можно мы хотя бы купим ему мороженое?

После переговоров отец позволил купить Эльбеку маленькую бутылку «фанты». И тут же подарил нам по такой же бутылке. Все время, пока мы жили в Самарканде, мы либо пытались не дать денег людям, которые хотели их от нас получить, либо дать денег тем, кто брать их отказывался.

Стараясь проглотить как можно больше мороженого, пока оно полностью не растаяло, мы спешили в парк покататься на чертовом колесе. Этим древним громыхающим аппаратом управлял хмурый турок из Трабзона, который разрешал нам делать три круга за один билет. Когда мы в верхней точке приостанавливались, чувствовался едва заметный приятный бриз; порой он даже покачивал кабинку, начинавшую производить громкий резкий звук.


Еще от автора Элиф Батуман
Идиот

Американка Селин поступает в Гарвард. Ее жизнь круто меняется – и все вокруг требует от нее повзрослеть. Селин робко нащупывает дорогу в незнакомое. Ее ждут новые дисциплины, высокомерные преподаватели, пугающе умные студенты – и бесчисленное множество смыслов, которые она искренне не понимает, словно простодушный герой Достоевского. Главным испытанием для Селин становится любовь – нелепая любовь к таинственному венгру Ивану… Элиф Батуман – славист, специалист по русской литературе. Роман «Идиот» основан на реальных событиях: в нем описывается неповторимый юношеский опыт писательницы.


Рекомендуем почитать
Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


О том, как герои учат автора ремеслу (Нобелевская лекция)

Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.