Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - [26]

Бинокль – 2 пары

Рукописи – 15 папок

Рисунки – 43 шт.

Схема транспортной сети – 1 шт.

Иностранные газеты – 4

Иностранные журналы – 9

Записные книжки с записями – 7 шт.

Различные письма – 400 шт.

Иностранные письма и открытки – 87 шт.

Различные телеграммы – 35 шт.

Зубная паста – 1 шт.

Крем для бритья

Подтяжки – 1 пара

Старые сандалии

Утенок для ванны

Мыльница – 1

Пятнадцать папок с рукописями исчезли, и еще девять папок конфисковали у Бабеля на даче. Что касается личных вещей, их хранили три месяца, а потом сдали государству в виде «поступлений». Согласно чекам, продажа биноклей принесла 153 рубля 39 копеек, а записей о том, что сталось с резиновым утенком Бабеля, не сохранилось.

Лето в Самарканде ( начало )

Когда я пытаюсь вспомнить, что привело меня на целое лето в Самарканд, мне приходит на ум рассказ о народном герое Ходже Насреддине. Однажды поздним вечером он шел по пустынной дороге – так говорят – и вдруг заметил группу всадников, скачущих к нему. В ужасе, что его могут ограбить или забрать в армию, Насреддин перепрыгнул через стену и очутился на кладбище. Озадаченные всадники – на самом деле это были обычные путники – подъехали к стене, заглянули за нее и увидели на земле неподвижного Ходжу.

– Тебе нужна помощь? – спросили они. – Что ты тут делаешь?

– Видите ли, – ответил Ходжа Насреддин, – все не так просто. Понимаете, я здесь из-за вас, а вы здесь – из-за меня.

Эта сцена легко встает перед глазами: ночная дорога, наверняка собачий лай вдали, запах сырой земли, звуки приближающихся всадников и наконец лица, заглядывающие поверх стены, – озабоченные и несколько изумленные. Эта история резюмирует загадку свободной воли в истории человечества – в той сфере, где, как заметил Фридрих Энгельс, одна свободная воля постоянно встает на пути другой, и в результате с неизбежностью получается то, к чему не стремился никто. Никто тем вечером не стремился застать Ходжу лежащим на кладбище, и меньше всего – он сам. И никто его к этому не принуждал, однако он там оказался.

Цепочку событий, которые в итоге завели меня в Самарканд, запустило мое решение изучать русскую литературу – решение достаточно импульсивное и не сильно отличавшееся от прыжка через кладбищенскую стену, хотя в целом все сложилось в мою пользу. Опять же, русский требует времени, а в колледже время тянется ужасно медленно. Проведя два года в казавшемся мне бесконечным изучении языка, я по-прежнему не могла прочесть русскую книгу. Не понимала без субтитров русский фильм. Когда я пыталась говорить с русскими, они смотрели на меня как на ненормальную. И я решила, что единственный выход – поехать в Россию.

Весной на втором курсе я подала документы на грант для участия в какой-нибудь московской образовательной программе и заявки на две вакансии: одну – на должность личного секретаря у перуанского экспортера заморозки, который вел переговоры с московской сетью супермаркетов, а другую – на сбор информации для путеводителей серии «Летс гоу». Результат нельзя назвать плохим, но это все было не то, к чему я стремилась. Грант мне давали, но лишь половину запрошенной суммы, на обучение этого бы не хватило. Перуанский бизнесмен ответил, что, может, меня и возьмет, но нужна свежая «фотография в полный рост». В «Летc гоу» были готовы дать мне работу, но только в Турции, поскольку для поездки по России моего русского недостаточно. А турецкий же, напротив, вполне годился. За год до того «Летc гоу» отправил в Турцию одного юношу, который по-турецки не знал ни слова и который – вследствие оставшегося неясным «недоразумения» – был избит сутенером в Коньи и заработал на этой почве нервный срыв, а все подробности этой истории попали в разоблачительную статью на страницах «Роллинг стоун».

Я попыталась использовать все возможности наилучшим образом. Написала вежливый отказ перуанцу, заплатила деньгами от гранта за двухнедельное проживание в Москве у каких-то бывших научных работников, а остаток времени решила поработать в Турции.

Самый понтовый турецкий маршрут – Стамбул и эгейское побережье – оказался уже отдан аспиранту-археологу, этническому турку по имени Эрхан, который позднее организовал свое похищение в районе Эфеса, причем, как потом выяснилось, никакого похищения не было, а он попросту женился; в любом случае, в Бостон он так и не вернулся и никаких записей не прислал. Мои домашние были в смятении – не из-за Эрхана, о котором мы тогда еще ничего не знали, а из-за моего стремного маршрута: спорная территория на Северном Кипре, средиземноморское побережье с его дешевыми евродискотеками, которые заканчивались только у сирийской границы, где начинались курдские террористы, задворки Центральной Анатолии. Мать утверждала, что в жизни не слышала и половины городов из моего списка.

Один из городов назывался Токат, что буквально переводится как «пощечина». У русских футуристов был знаменитый манифест «Пощечина общественному вкусу», или, по-турецки, «Toplumsal zevke bir tokat». «Османская пощечина» – по-турецки «Osmanli tokat» или, правильнее, «Osmanli tokadi» – это прием, выработанный в османской армии, где обычный удар кулаком считался моветоном, и, если вы введете это название в ютьюбе, он выдаст вам сотни роликов, где турки получают пощечины – в основном от других турков, но в одном случае – от обезьяны. По поводу Токата у матери были особенно дурные предчувствия.