Бестселлеры начала XX века (К вопросу о феномене успеха) - [4]

и типичных лиц, любуюсь на лучи заходящего солнца, красиво падающего на массу стаканов на буфетной стойке. Какой красивый блик на лиловой блузке этой дамы у окна…»⁹.

Эстетизация действительности способствовала возвышению читателя подобного романа, как правило, не принадлежащего к элитарным слоям, соприкасавшимся с произведениями искусства в действительности, способным и имеющим средства внести подлинное эстетическое начало в свой быт. Бестселлеры начала XX в. были одной из составляющих модного стиля эпохи — стиля модерн, одним из постулатов которого был панэстетизм. Как отмечал Г. Ю. Стернин, модерн с самого начала «осознавал себя неким средоточием важных историко-культурных, социологических и духовных проблем эпохи, <…> пытался показать себя монопольным представителем художественного прогресса. В этих притязаниях „нового стиля“ было немало спекулятивного, содержавшего в себе заметную долю творческой беспринципности. Ориентация на массового потребителя искусства порой вела на деле к оживлению консервативных, отживающих живописных концепций, например, позднего академизма, безотказно „работавшего“ в течение нескольких десятилетий до этого на вкусы мещанского обывателя»¹⁰.

Если спроецировать эстетику модерна на область литературы, то становится понятным закономерность употребления в «современных романах» (такое жанровое определение дала своим произведениям Вербицкая) наиболее архаичных художественных средств позднего романтизма. На рубеже веков они активно использовались бульварной литературой. Авторы бестселлеров учитывали психологию «своего» читателя, увлекавшегося чтением романтической литературы (произведениями Дюма, Сю, Понсон дю Террайля и т.п. авторов) и в то же время чаявшего соприкоснуться с модными художественными идеями.

Эстетическая задача авторов бестселлеров декларативно изложена в «Ключах счастья», где был точно определен адресат произведения и названы его литературные запросы:

«Тот, кто думает, будто рабочему и мастерице не нужна красота, тот совершенно не знает этого читателя. Дайте ему очерки из фабричной жизни, которая ему осточертела <…> быт деревень, который он знает лучше того, кто пишет <…> дайте ему погром или очерк каторги, — ничего этого он читать не станет. Ему скучно… И он прекрасно знает правило, что все роды искусства имеют право на существование, кроме скучного. Он романтик, этот читатель <…> И от литературы они ждут не фотографии, не правды… нашей маленькой, грязненькой, будничной правды… а как бы это сказать — прорыва в вечность… Литература должна быть не отражением жизни, а ее дополнением» (Кн. 6. Ч. 1. С. 198).

Таким образом, авторы бестселлеров создавали произведения, выполняющие компенсаторную функцию. Они вводили читателя в те сферы действительности, которые в реальности были ему недоступны, а также увлекали его в миры, созданные богатым и щедрым воображением романиста.

С эстетизирующей функцией была тесно связана и популяризаторская функция романов-бестселлеров. Еще с XIX в. беллетристика являлась своеобразным «проводником» всевозможных идей, передаваемых читателю в образной оболочке. Обязательными элементами бестселлеров были многочисленные «идейные» разговоры, в которых сообщались сведения из разных областей политики, науки и искусства. К. Чуковский точно определил роман «Ключи счастья» как «сочетание Рокамболя и Дарвина, Пинкертона и Маркса <…> А чтобы Пинкертон вышел еще интеллигентнее, в самом современном стиле (как в лучших домах: декадан-с! пожалуйте!)»¹¹

В романе Каменского «Люди» были изложены некоторые аспекты философии Ницше. В «Гневе Диониса» тот же философский «набор»¹² был дополнен разыгранной «в лицах» теорией о мужском и женском началах, заимствованной из труда О. Вейнингера «Пол и характер». Роман Арцыбашева был насыщен цитатами из Библии, книг «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше, «Афоризмы и максимы» А. Шопенгауэра, произведений Ф. Достоевского, И. Тургенева, Л. Андреева, А. Чехова, М. Горького и др. В этом плане характерен эпизод из романа «Санин», в котором обыгран хрестоматийно известный афоризм Базарова: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». У Арцыбашева доктор Новиков возражал офицеру Зарудину, предложившему Лиде Саниной сделать артистическую карьеру: «Хорошая мать или хороший врач в тысячу раз полезнее всякого поэта» (С. 16).

Типичным в бестселлерах было известное по методикам преподавания сочетание «повторения пройденного» (сведений, уже знакомых читателю хотя бы со школьной скамьи) и «нового материала» (популярного изложения злободневных проблем, модных теорий — всего того, что «сию минуту» обсуждалось в слоях политической, духовной, художественной и пр. элиты). Эту черту бестселлеров также подметила современная критика. Так, например, Я. Фридман писал о романе «Санин»:

«В этом, столь бедном событиями романе, мы то и дело встречаем собравшимися всех действующих лиц, точнее: говорящих лиц, горячо, с пеной у рта, спорящих о Боге, вере, христианстве, совести, идеализме, литературе, любви, рабочих, революции и т.п.»¹³.

Аналогичную картину критики видели и в романах популярных писательниц. Характеризуя творчество Вербицкой, И. Хейф отмечал, что «на всех ее произведениях <…> как будто застыла пестрая печать всего, что угодно. И, впрямь, чего тут нет? И о купечестве, и о третьем сословии, и о мещанстве, и о модернизме, и о минувшей войне, и о революции, и о животной любви, и о чистой любви. Господи! Сколько тем, сколько вопросов, а между тем ни одного художественно-живого воплощения, ни одного яркого волнующего образа»