Бестолковая святая - [45]
Накануне я должна была ехать вместе с мамой во Флери-Мерожи на встречу с Мари-Анж Леприор, раз уж «подписалась» на 988 ближайших понедельников, но из-за горящих дел вынуждена была попросить Жермену заменить меня. Не знаю, что уж наговорила маме на обратном пути помощница умирающих, но результат был налицо. В шестьдесят два года Мари-Анник поверила, что снова нашла настоящую любовь.
Еще четверть часа у меня в ушах звучал собственный голос: я уговаривала маму «не спешить, дать себе время», «подумать, какими были бы их чувства при других обстоятельствах», «не слишком увлекаться, не узнав всю подноготную парня». Так могла бы увещевать сосунка женщина в летах, хотя моя бабушка, когда я весной 1983 года влюбилась в продавца пончиков из Санари-сюр-Мер, ничего подобного не говорила.
На все мои призывы к осторожности Мари-Анник отвечала кратко: «Тебе этого не понять, девочка!» Само собой разумеется, ведь ей сейчас было пятнадцать лет, а я выступала в роли матери, не знающей, то ли радоваться счастью дочери, то ли опасаться неминуемого разочарования.
Из комнаты я выходила в полном раздрае. Даже воцарившаяся в квартире тишина — это был благословенный день, когда Жозефина уходила на занятия в районную музыкальную школу, захватив саквебуту и младшего брата, — не слишком утешала.
А в коридоре меня ждал очередной сюрприз — кучи влажного белья, вываленные из стиральной машины и разбросанные по полу. Над клочьями шерсти — в прошлой жизни они были дорогими кашемировыми свитерами — усердствовал пес Прут. Наша такса обожала набеги на стиральную машину. Просунув длинную, похожую на ершик для мытья бутылок морду в окошко, Прут вытаскивал выстиранное и отжатое белье и обрабатывал его слюной, зубами и когтями. Мы ввели строгое правило: никогда не оставлять дверцу стиральной машины открытой. Кто проявил преступную халатность? Афликао? Вряд ли. В последнее время она была слегка не в себе, но не настолько, чтобы нарушить строжайший запрет. Пьер? Он даже не знает, где находится стиральная машина. Дети? Нет, они готовы на все, чтобы защитить Прута от моего гнева. Не иначе как кто-нибудь из очень достойных колумбийцев, скорее всего, гаденыш Адольфо, порочный бедняжка.
Пылая негодованием, я взяла пса Прута за шкирку и потащила к шкафу, куда мы запирали его в качестве наказания за крупные провинности, и случалось это не реже шести раз в неделю. Я вошла в гостиную, не дав себе труда постучать.
Меня не насторожили ни неурочный полумрак, ни две фигуры на диване. Сообразила я, что к чему, лишь по характерному чмоканью влажных обнаженных тел.
Я так смутилась, что выпустила Прута.
Рамон приподнялся и прикрыл наготу жены моим лучшим пледом из искусственного меха. «Брр», — подумала я и немедленно усовестилась, что отреагировала, как одержимая чистотой мещаночка. Разве это не чудо, что супруги-беженцы, даже в изгнании, несмотря на все испытания и лишения, поддерживали регулярные сексуальные отношения?
— Lo siento, Полин, — произнес дрожащим голосом очень достойный беженец.
— Это вы меня lo siento mucho, Рамон. Извините, so sorry. Я думала, Консуэло в префектуре, para el делу по immigracione.
Помолчав, колумбиец прошептал:
— Pero… Consuelo esta a la prefectura, Полин.
Консуэло в префектуре? На долю секунды я перестала что бы то ни было понимать. Но тут лежавшая на диване фигура приподнялась, и я услышала приглушенный пледом знакомый голос:
— Я так стыдно…
Афликао.
Caramba.
День тридцать четвертый
Выслушай это, народ глупый и неразумный, у которого есть глаза, а не видит, у которого есть уши, а не слышит.
Книга Пророка Иеремии
— ПОП? В журнале диверсия, приезжай немедленно.
Голос в трубке звучал так резко и отрывисто, что я не сразу узнала Мими. 10.45. В это время она приходит на работу, значит, только что увидела последний номер «Модели». С передовой статьей «Новые заповеди Блаженства».
— Уже еду.
Я не попыталась объясниться и ничего не стала комментировать. Вероятность того, что Раф и Мими не поймут, кто автор пиратской статьи, была ничтожно мала, но она была. Направляясь в Сюрен, я собиралась все прояснить. Взять на себя ответственность и защитить свое двуглавое руководство от возможных санкций сверху. Поговорю с главными редакторшами и немедленно поднимусь на восьмой этаж — сдамся правлению группы «Клошетт».
Комната № 542 пребывала в изумлении и шоке. Журналисты, редакторы, стажеры — все читали и перечитывали передовицу, качая головами, как китайские болванчики. Без комментариев и обычных шуточек. Мой приход едва заметили.
Сразу все поняла только Матильда Бургуа. Она крепко меня обняла и сказала:
— Не знаю, зачем ты это сделала, но кровопролития теперь не миновать. Я иду с тобой к Раф и Мими, тебе потребуется хороший адвокат.
Я попыталась отказаться, но ничего не вышло. Надо знать Матильду Бургуа.
— ПОП, во имя нашей дружбы, не ходи одна. Вспомни судьбу Эммы Беффер, главного редактора «Girlie-Mag». Во время дефиле в сентябре 2002 года ей сломали два ребра, когда она при всех назвала последний костюм Мими от Шанель «вульгарной копией Промод».
От нашего двуглавого начальства осталась кучка мятых тряпок, восемь тонких конечностей и стоящие дыбом темно-светлые волосы. Однажды я уже видела Раф и Мими плачущими — это было в 1998 году, в день, когда Ирис де Будан отдала им первую из множества неопубликованных статей, в которой сравнивала Катрин Денев с толстой коровой, но чтобы они вот так, обнявшись, рыдали… ужас! У меня сжалось сердце. Когда потрясенная Раф со слезами на глазах сказала: «Бедная моя ПОП, это конец света! Если б только ты знала, что они сотворили с твоей великолепной, дерзкой передовой о распродажах!» — тяжесть содеянного камнем придавила мне грудь. Стоп. Не разнюнивайся. Вспомни о деяниях апостолов. О Пьере
Покажется ли жизнь прекраснее, если лечь на другую сторону кровати и посмотреть на все с иной точки зрения? Ариана и Юго думали, что да, покажется, потому и попросили судебного исполнителя, который пришел к ним составить акт о просрочке окончания ремонта в их доме, помочь им заодно поменяться жизнями: работами, чековыми книжками, автомобилями… Оказавшись на месте другого, считали оба, есть шанс победить рутину, неизбежную после десяти лет совместной жизни, когда чувствуешь себя белкой в колесе…Но… легко ли стать продавцом бижутерии на дому, если до того ты руководил большим и серьезным предприятием? Станут ли служащие, здоровенные как холодильник, уважать начальницу-тростинку? Можно ли устоять перед искушением, если клиентки встречают тебя в дезабилье цвета пармской фиалки? Надолго ли хватит терпежу при условии, что дети не тебя станут просить поцеловать их на ночь? И как следовать неизменно правильным курсом, когда слишком уж совершенная теща взирает на тебя неодобрительно, а друзья поднимают на смех? Ко всеобщему изумлению, этот безумный эксперимент принесет-таки свои плоды.
Ольге Андросовой неожиданно приходит письмо с завещанием. Согласно завещанию, она получила огромное наследство. Её просят приехать, чтобы обсудить детали. Ольге кажется это всё странным, потому что наследство оставил ей брат мужа. Муж умер несколько лет назад, родственников у него не было. Ольга идёт к следователю Анне Павловне Третьяковой. Она начинает вести это дело…
Весь Сосновск потрясен захватом Вали в заложницы и арестом Недельского. Вале бы немножко прийти в себя, но, как можно отдохнуть, когда впереди свадьба, беременность и поиск сокровищ, которые спрятал в своем имении старый граф.
Детектив. О женщинах и для женщин. Героиням предстоит пройти через лабиринт кошмаров и выйти из него.
Они из двух разных миров. Он живет в богатом доме, а она проводит большую часть своего времени в конюшнях, помогая отцу дрессировать лошадей. Фактически, Саванне всегда было комфортнее, когда вокруг были лошади, а не мальчики. Особенно парни как Джек Гудвин - самодовольный, популярный и совершенно не её уровня. Она знает правила: не сходиться ни с кем из персонала и из семьи Гудвинов. Но для Джека нет границ. С мечтой стать наездницей на скачках, Саванна тоже не совсем готова следовать правилам. Она не позволит никому сказать, что девушка не может стать жокеем.
Из всех сокровищ, знание всех драгоценнее, потому что оно не может быть ни похищено, ни потеряно, ни истреблено. Индийское изречение. Содержит нецензурную брань.
Что делать, когда твоя родственная душа женат на твоей лучшей подруге? Если ты Кейт Эванс, то ты сохранишь дружбу со своей подругой Рейчел, привяжешься к ее детям и похоронишь свои чувства к ее мужу. Тот факт, что Шейн — военный, и часто находится вдалеке? — помогает, но когда случается трагедия, все меняется. После того как Рейчел, беременная в четвертый раз, погибает в автомобильной аварии, а ребенок чудом выживает, Кейт меняет всю свою жизнь, чтобы разделить родительские обязанности. Затем на первой годовщине смерти Рейчел, Кейт и Шейн находят утешение друг в друге на одну ночь, о которой оба сожалеют. Шейн зол на протяжении года, а сейчас к этому добавляется и чувство вины за то, что он переспал с лучшей подругой своей жены и ему понравилось это… ему понравилась она.