Бестиариум. Дизельные мифы - [72]

Света-Лена-Ира прервала меня с улыбкой превосходства:

– Я говорю о другой справедливости. О справедливости Древних. Мы, глубоководы, потомки одного из них, и всегда можем воззвать к Нему и попросить справедливости и для себя, и для других.

Ну, конечно, кто о чем, а фанатики о своем. Таким людям возражать бесполезно, но, глядя в ее торжественное лицо, я не удержался:

– Помню-помню… Древний закон как договор между людьми и Древними. Мол, вы чтите их, они покровительствуют вам… Всё давно в прошлом. Древние близки к людям лишь теоретически. Фактически же им нет дела до людских тревог. Смысл существования для них – борьба между собой, а их дети – всего лишь инструменты… Они вроде тех же абреков, только на своем уровне…

Заметив, что меня не поняли, я пояснил:

– Абрек – единоличник, он ищет справедливости непосредственно для себя… При этом обычно ни с кем не считается.

Девушка замерла от возмущения – столь бесцеремонно, с ее точки зрения, сравнивать Древних с абреками. Подбородок ее заострился, губы сложились в знак равенства, совсем не похожий на рыбий ротик Марианны. Тщетно я ждал от нее резких слов, ответ последовал с другой стороны. С заднего сиденья раздался язвительный голос Петра:

– А мне казалось, вы сочувствуете абрекам…

Я пожал плечами.

– Всё зависит от того, под каким углом смотреть. Те абреки, что жили в прошлом, вроде знаменитого Зелимхана, считаются борцами за народное счастье. Типа робингуды… А абрекам из настоящего в этом самом настоящем власти обычно лепят ярлык «разбойников». Только люди зовут их иначе… – Я увидел скептическую улыбку на лице Петра и резко добавил: – Не будь у абреков гена волка, в поисках справедливости они подались бы в правозащитники или в диссиденты. Как люди в больших городах…

– Ген волка?! Они что… антропозооморфы?.. Как и мы? – испуганно пискнула Марианна.

– Ага, – подтвердил я. – Только глубоководы – гибриды, а они – оборотни…

Лица моих пассажиров разом побледнели. В зеркальце заднего вида я заметил, как Петр откинулся на спинку сиденья – из него словно выкачали воздух. Марианна – сбоку от меня – напротив, скорчилась, превратившись в большой вопросительный знак, на лбу выступила испарина… Судя по всему, перепугались искренне. Хоть и молодые, но знают, что вервольфы и глубоководы – семя разных Древних, и потому первый никогда не пощадит второго, если встретит его на пустынной дороге. Когда отцы враждуют, дети не могут стоять в стороне…

– Вряд ли нам что-то грозит. Мы почти миновали опасную зону… – Я говорил, желая успокоить молодых людей. Мне не хотелось путешествовать вместе с впавшими в панику пассажирами. Дурак, завелся из-за пары глупых фраз, перегнул палку с откровенностью… Но и Петр тоже хорош, не задень он меня не к месту своей улыбкой, и я бы промолчал про природу абреков. Пугать и его, и девчонок мне было совсем не с руки.

Машину тряхнуло на колдобине, и я замолчал, сосредоточившись на разбитой частыми камнепадами дороге. Справа пробегали спрятавшиеся в густой зелени белые домики Ведено. Мои пассажиры остались наедине со своими мыслями и быстро успокоились. К тому же пугавший их лес отступил, мы вырвались из тесноты ущелья и стремительно накатывали на последнюю четверть нашего путешествия к озеру.

Марианна вдруг ахнула. Я ее хорошо понимал. Каждый, кто впервые ехал по «царской» дороге – из Харачоя на озеро Кезеной, – испытывал это чувство, когда оказывался перед исполинской горной грядой. Уходящая за горизонт бесконечная змейка серпантина, опоясывающая целый хребет. Колпак неба, накрывающий вас густой синевой, – огромный, бескрайний, взглядом не охватить.

– А вот теперь приготовьтесь, – сцепив зубы, скомандовал я своим пассажирам и бросился на штурм хребта. Старенький дизель выл и рычал на особо крутых подъемах, захлебываясь кашлем на поворотах, но глотал километры – пополам со всё той же пылью из-под колес. С упорством заведенной часовой пружины я наматывал по серпантину виток за витком.

Мои пассажиры, прячась от вездесущей пыли, уже покрывшей машину плотным желтым ковром, задраили окна и прилипли к ним лицами, стараясь разглядеть, как глубоко внизу, в ущелье, бежит бурный поток, похожий отсюда на блестящую змейку.

Мне же было не до горных красот. Запутавшаяся в скалах дорога требовала полной собранности. На одном из особо крутых поворотов заросли мушмулы, словно присевший в полупоклоне человек, цепляли своими ветвями-конечностями дорогу, и мне пришлось вцепиться в руль, выкручивая его двумя руками и старательно огибая препятствие.

Не услышанный из-за визга тормозов внезапный хлопок (будто камень ударил в днище) остался бы где-то вне пределов моего внимания, не поведи машину вбок. Лопнуло колесо?! Дизель понесло прямо на каменную стену, и прежде чем врезаться в нее, я успел порадоваться, что мы летим в скалу, а не в другую сторону, где только прозрачный воздух стал бы препятствием от того, чтобы сорваться в бездонную пропасть.

Центробежной силой меня притиснуло к рулю, грудь сдавило. Выталкивая из легких воздух, я то ли выкрикнул, то ли выхрипнул – «все из машины». Вытянутый до предела «ручник» помочь ничем не мог. Дизель развернуло на сто восемьдесят градусов, а меня выкинуло наружу из распахнувшейся дверцы.