Бесстрашные - [18]

Шрифт
Интервал

Громкие аплодисменты раздались в ответ на ее слова. Она приветливо улыбнулась и продолжала:

– Теперь я представлю вас новому другу. Присутствовавшие поднялись и подошли ближе.

– Доктор Том Синклей, – представила Марлен высокого, красивого человека.

– Профессор Микеле Рубелли.

– Скульптор ван дер Энде.

– Баронесса Нейланд.

– Коммерции советник Губерт Клингер.

– Композитор Альфред Бусанти.

Швиль пожимал одну руку за другой. Все они были тщательно выхолены. У многих пальцы были унизаны драгоценными кольцами. Насколько позволяло краткое приветствие, он внимательно вглядывался в лица, сохранявшие вежливое равнодушие. Многие характерные лица привлекли его внимание.

После того, как он поздоровался со всеми, Марлен дала негру знак, и тот отодвинул в сторону широкие двери в стене, которые Швиль до сих пор не заметил. За ними видна была комната, выдержанная в голубых тонах. Все присутствовавшие заняли места за длинным столом. В изобилии поданное вино и изысканные блюда все более и более поднимали настроение гостей, пока их веселость окончательно не прорвалась. То здесь, то там слышался звонкий смех и непринужденные разговоры. Немецкий, французский, итальянский, русский, английский и испанский языки слышались вперемешку. Марлен тоже, по-видимому, чувствовала себя очень хорошо, она много пила и от души смеялась над остротами своих соседей, бросая ободряющие взгляды в сторону тех, кто еще не пришел в должное настроение. После ужина на стоявшие вдоль стены маленькие столики был подан кофе. Несколько гостей поднялись на небольшую эстраду, на которой стоял рояль и другие инструменты, и вскоре волшебные цыганские мелодии Сарасате раздались в зале. Одна из присутствовавших дам исполнила вальс Шопена. Ее сменил господин, продекламировавший по-немецки отрывок из «Фауста». Потом слово взял скульптор, вызвавший своей мимикой и юмором всеобщий смех.

Швиль сидел, совершенно озадаченный, каждый, кто выступал на маленькой эстраде, был действительно подлинным артистом. Курт чувствовал странное волнение. «Так вот как выглядят «Бесстрашные», – думал он. Он совсем иначе представлял себе этих людей: со сжатыми кулаками, следами шрамов, с низкими лбами и сильными бицепсами. И что же вместо этого? Изысканное, культурное общество, в котором он бмл далеко не из первых.

– Вы в плохом настроении, милый друг? – услышал он около себя мягкий баритон. Это был господин, которого представили ему, как профессора Рубелли, человек с добрыми глазами и короткой, уже поседевшей бородкой.

– О нет, профессор, я не в плохом настроении, но мне все здесь так ново, большое поле для наблюдений…

– Надеюсь, что результаты этих наблюдений благоприятны для нас?

– Разумеется, господин профессор, – искренне ответил Швиль, – но не хотите ли вы присесть за мой столик?

– С удовольствием.

– Вы постоянно живете в Генуе? – спросил Швиль.

Профессор смутился.

– Я могу объяснить ваш вопрос только тем, мой милый друг, что вы, по-видимому, еще не вполне посвящены в сущность «Бесстрашных». У нас не принято спрашивать, откуда человек, и куда он направляется. Об этом может знать только наша дорогая Марлен. Вы не сердитесь на меня? – поспешил он прибавить, чтобы смягчить свой отрицательный ответ.

– Разумеется, нет, я и не ожидал на мой вопрос подробного ответа, – успокоил его Швиль. Вскоре профессор ушел от него к другим гостям, а за столиком Швиля очутились новые люди, считавшие своей обязанностью составить компанию новичку: но Швиль остерегался теперь затронуть каким-нибудь образом тайны «Бесстрашных». Мужчины, разговаривавшие с ним, также не заводили разговора о его бегстве из тюрьмы и обстоятельствах, приведших его к этому. Они мило болтали о разных вещах, о последних новостях литературы и музыки. Только теперь Швиль заметил, как он отстал от всего за время своего заключения. Ему доставляло большое удовольствие разговаривать с ними. Единственное, что огорчало его, было то, что он надеялся встретить здесь Элли Бауэр, но, очевидно, она не принадлежала к избранным, или… или старуха сказала ему правду. Может быть, безжизненное тело Элли лежало где-нибудь на дне канала или в земле за городом? Он бросил взгляд на одного из присутствующих, потом на другого: «Нет, – решительно сказал он самому себе, – люди с такими лицами, с таким умом не могли убить девушку только потому, что она хотела помочь несчастному. Но что они делают здесь в таком случае? У Марлен? Почему они так почтительно склоняются перед ней?».

Марлен, занятая разговором со своими гостями, тем не менее весь вечер украдкой наблюдала за Швилем. Внешне она мало уделяла ему внимания, чтобы еще более тщательно следить за ним. Она совершенно точно видела, что с ним происходит, и на его лице читала о борьбе, происходившей в его душе. Она ждала перемены, которую должен был вызвать сегодняшний вечер. Когда стало поздно, гости, как будто по данному знаку, стали разом прощаться, и Марлен подошла к Швилю, взяв его под руку. Удивительно, но ее близость и ласковость были ему сейчас приятны.

После того, как простился последний «бесстрашный», Марлен прошла со Швилем в салон, где стоял Будда. Там на накрытом столе горела лампа под желтым шелковым абажуром.