Бесспорное правосудие - [2]

К Руфусу Мэтьюсу она испытывала уважение, но не симпатию. Цветистое красноречие устарело, да и прежде не было присуще обвинению, но Руфус любил побеждать. Он заставит ее сражаться за каждый пункт. В своем вступительном слове обвинитель изложил суть дела кратко и бесстрастно, словно хотел подчеркнуть, что все настолько ясно, что не требует особых пояс-нений.

Гарри Эш жил с миссис Ритой О’Киф, теткой по материнской линии, в доме номер 397 по Уэствэй в течение года и восьми месяцев до ее смерти. Детство Гарри прошло в приютах, откуда его восемь раз забирали разные приемные родители, но потом возвращали обратно. Повзрослев, он бомжевал в Лондоне, какое-то время работал в баре на Ибице, а потом переехал к тетке. Отношения между племянником и теткой вряд ли относились к разряду нормальных. Миссис О’Киф любила развлекаться с мужчинами, а Гарри – то ли по принуждению, то ли по собственному желанию – фотографировал их сексуальные игры. Эти фотографии прилагались к делу.

В вечер убийства, 12 января в пятницу, миссис О’Киф и Гарри видели с шести до девяти в ресторане «Герцог Кларенс» в Косгроув-Гарденс в полутора милях от Уэствэя. Между ними произошла ссора, и Гарри вскоре после девяти покинул ресторан, сказав, что идет домой. Тетка осталась и продолжала пить. Около половины одиннадцатого ее отказались обслуживать, и двое друзей усадили женщину в такси. К этому времени она уже лыка не вязала. Однако мужчины рассудили, что от такси она доберется до квартиры на своих ногах. Таксист высадил ее у дома и видел, как в десять сорок пять она вошла в калитку.

В десять минут первого в полицию позвонил Гарри Эш и рассказал, что, вернувшись с прогулки, обнаружил в доме мертвое тело. Полиция приехала уже через десять минут. Почти полностью обнаженная миссис О’Киф лежала на диване в гостиной с перерезанным горлом. После смерти тело, видимо, продолжали полосовать ножом, нанеся в общей сложности девять ран. По мнению судебного патологоанатома, осмотревшего труп в двенадцать сорок, миссис О’Киф умерла вскоре после возвращения домой. Не было никаких следов взлома и ничего, что наводило бы на мысль о попойке или о визите ночного гостя.

В ванной на душевом кране обнаружили кровь миссис О’Киф, еще два кровавых пятна отыскались на лестничном ковре. Примерно в ста ярдах от дома, под живой изгородью, нашли большой нож. Подсудимый и уборщица признали по треугольному сколу на рукоятке нож из кухонной утвари миссис О’Киф. Отпечатков на нем не было.

Полиции подсудимый рассказал, что после ресторана долго гулял по улицам в районе Уэствэя и, вернувшись домой только после полуночи, нашел тетку убитой.

Однако обвинитель заявил, что суд заслушает показания соседки, которая, по ее словам, видела, как Гарри Эш выходил из дома в вечер убийства в 23.15. По версии государственного обвинения, Гарри Эш из ресторана сразу пошел домой, дождался тетку и, находясь, возможно, тоже без одежды, зарезал ее кухонным ножом. Затем принял душ, оделся и вышел из дома в 23.15, чтобы обеспечить себе алиби.

Заключительные слова Руфуса Мэтьюса были по сути формальные. Если присяжных убедят свидетельства вины Гарри Эша, их долг вынести вердикт: виновен в убийстве миссис Риты О’Киф. Но если в конце процесса у них останутся достаточные сомнения в его вине, тогда подсудимого следует оправдать.

Перекрестный допрос Стивена Райта, хозяина «Герцог Кларенс», на третий день суда прошел для Венис, как она и ожидала, довольно легко. На свидетельскую трибуну он взошел с самодовольным видом человека, решившего показать всем этим ученым «парикам» и «алым мантиям», что он не робкого десятка, а небрежно произнесенная им присяга ясно показывала пренебрежение к устаревшему ритуалу. На его сальную усмешку Венис ответила долгим холодным взглядом. Обвинение вызвало Райта, чтобы подтвердить слова очевидцев о том, что в ресторане между миссис О’Киф и племянником установились напряженные отношения, и женщина, казалось, побаивалась своего племянника. Но Райт был неубедителен и пристрастен и не смог противостоять другим свидетелям, говорившим, что Эш мало пил и мало говорил. «Да, он вел себя тихо, – сказал Райт, высокомерно повернувшись к жюри. – Но это молчание сулило беду. И все время смотрел на нее этим своим жутким взглядом. Чтобы вызвать страх, ему не надо пить».

Венис получила удовольствие от этого перекрестного допроса и, когда Стивена Райта отпустили, не смогла удержаться от сочувственного взгляда на Руфуса, который поднялся, чтобы как-то смягчить неприятный осадок от показаний свидетеля. Оба знали, что последние несколько минут украли нечто большее, чем веру в одно свидетельское показание. Всякий раз, когда свидетель обвинения демонстрирует свою несостоятельность, тень недоверия падает и на само обвинение. Венис знала, что с самого начала обладает преимуществом: жертва не вызывала инстинктивного сочувствия. Покажите присяжным фотографию подвергшегося насилию мертвого ребенка, хрупкого, как только что оперившийся птенец, и некий атавистический голос обязательно шепнет им: «Кто-то должен за это ответить». Жажда мести, которую так легко спутать с требованием справедливости, всегда работает на обвинение. Присяжным не хочется осудить невиновного, но им нужно кого-то наказать. Свидетелю обвинения часто верят, потому что хотят этого. Но фотографии, сделанные полицией, на которых был виден дряблый, развалившийся живот, раскинутые груди и рассеченные сосуды, вызывали, по ассоциации со свиной тушей, подвешенной на крюк мясника, скорее, отвращение, чем сочувствие. Эти снимки полностью уничтожили ее как личность. Именно тут кроется трудность в деле об убийстве: жертва не может защитить себя. Рита О’Киф была непривлекательной, сварливой, пятидесятипятилетней пьяницей с непреодолимым влечением к джину и сексу. Четверо присяжных были молодыми людьми, двое только-только достигли нужного для выполнения этой обязанности возраста. Старость и некрасивость отталкивают молодых. Их внутренний голос пробормочет что-то вроде: «Сама доигралась».