Бессмертный город. Политическое воспитание - [17]

Вернувшись в номер, в котором было еще жарче, чем днем, он попробовал было отключить батарею рядом с кроватью, но не сумел и лег. Долго еще вслушивался в тишину: за окном падал снег, звонили колокола ближних церквей — сначала каждый час ночи, затем утра.

ГЛАВА III

Жюльен заснул лишь после того, как услышал три удара с колокольни Санта Мария делла Паче: название церкви он узнал позже. Утром в номере было прохладно. Вода из крана тоже шла холодная, так как ночью замерзли все трубы.

Завтрак в едва освещенной столовой напоминал дни лихолетья. Кофеварка сломалась, булочник не поставил свежих булок. Трое расстроенных, без умолку говоривших метрдотелей, сменивших белые пластроны на теплые пуловеры, пытались объяснить необъяснимое трем старым дамам и молчаливой девице, собравшимся на сей раз за одним столом, и эту картину можно было назвать «Отступление, последние жители в городе». Жюльен понял, что из-за небывалых морозов в целом городе не только полетела система водоснабжения, но прекратилась и подача газа. Устроившись в углу столовой, он слышал ведущиеся вполголоса, как во время бедствия, разговоры, но не вникал в них. Так и не согревшись, он выпил отвратительный чай и съел черствую булку. Затем спустился к г-же Беатрис, где его уже ждал коротышка архивариус — утопая в старой куртке, он увлеченно беседовал с хозяйкой пансиона.

На улице витало то же ощущение беды. Словно одна из семи казней египетских[19] обрушилась на Н. в наказание за его гордыню. Вчерашний белоснежный покров превратился в серое грязное месиво, правда еще не жижу, которое облепило все, что можно: автомобили, витрины, двери и даже мусорные пакеты, набитые праздничными объедками и выставленные на улицу. Редкие прохожие с трудом двигались по обледенелым тротуарам, наталкивались на сугробы снега, обвалившегося с карнизов; казалось, они почти не продвигаются вперед. Жюльен, посчитавший неудобным явиться на будущее место службы в ботинках, ковылял как мог в изящных туфлях позади г-на Бужю, а тот уверенно вышагивал по скользкому тротуару, словно низкий рост был залогом его устойчивости.

Когда до Жюльена дошло, что дворец с атлантами, удерживающими на плечах горы снега, и есть здание старого консульства, он машинально поискал глазами проститутку, виденную накануне, но ее не было, а навстречу ему вышла древняя старушка, ростом не выше архивариуса, и поздравила его с прибытием. Старушка эта оказалась вдовой прежнего швейцара консульства и жила в комнатке с низким потолком над входной дверью. Так, в окружении двух карликов, и отправился Жюльен осматривать свои будущие владения.

За массивной входной дверью располагался вестибюль; его потолок с кессонами опирался на восемь дорических колонн, ограничивающих пространство, в которое из внутреннего дворика едва проникал свет. Квадратный, но весь какой-то стиснутый, глубокий и затемненный высоким нависающим карнизом, двор в это время суток походил на колодец, заполненный сугробами в метр высотой. Когда они шли по двору по расчищенной лопатой дорожке, снег доходил хранителю архивов до плеч. Проходя по бывшей караульной, Жюльен увидел множество темных фигур, в которых узнал статуи, покрытые таким количеством пыли и паутины, что они казались закутанными в покрывала.

— Я сообщил о вашем приезде Масканиусу, но не сумел заставить его вывезти весь этот хлам, — бросил на ходу коротышка.

Поднимаясь по каменным ступеням, он пояснил, что Масканиус — антиквар, он арендует у Франции первый этаж бывшего консульства для хранения своего товара.

— Не ровен час еще и наверху что-нибудь оставил, — проворчал он, когда они поднимались на второй этаж.

На площадке второго этажа и впрямь стояли другие скульптуры, завешенные серой тканью, из которой высовывались то женская головка, то рука с луком, яблоком или кинжалом. С одной из фигур ткань сползла; это была статуя работы конца XVI века или ее копия — Юдифь с удлиненными, продолговатыми формами, потрясающая головой еще не старого Олоферна[20] с зияющими ужасом зеницами.

— Товар у господина Масканиуса не всегда хорошего вкуса, — заметил г-н Бужю, стороной обходя убийцу влюбленного воина.

Он толкнул инкрустированную дверь дивной работы, на которой на фоне идеального города были изображены музыкальные инструменты — скрипки, лютни, флейты и тамбурины; сам город напоминал тот, что находился в герцогском дворце в Урбино и что долго приписывали кисти Пьеро ди Козимо[21]; они вступили в просторный зал с высоким потолком и тремя окнами с частыми переплетами, выходившими как раз на балкон с атлантами. Вот ваш кабинет, — объявил хранитель архивов.

Тут царил жуткий холод, в огромном камине с мраморной доской едва виднелась красная полоска электронагревателя.

— Когда-то здесь было центральное отопление, но уже давно все вышло из строя. Водопроводчик обещал зайти, но начались праздники, а затем ударили морозы; думаю, со всеми этими неполадками в городе работы ему подвалило.

Всем своим видом и пояснениями коротышка словно подчеркивал, что Жюльен Винер совершает хозяйский обход, сам же Жюльен становился все более молчаливым, будто и он теперь был скован добравшимся до него холодом. Красивый стол темного дерева, за которым ему предстояло работать, фрески по обе стороны камина, книжный шкаф с зарешеченными створками, запертый на большой замок, — все это выглядело весьма внушительно, но новому консулу было уже ни до чего: он чувствовал лишь, как ледяная влажность пронизывает до костей, и не находил ответа на вопрос, где — в пансионе ли, в этих ли заброшенных залах — сможет он наконец отогреться.