Бессмертный город. Политическое воспитание - [154]

Шрифт
Интервал

Я знал теперь достаточно, и мое решение было принято. Мне надо было вернуться к Хартову и сказать, что я никак не могу составить ему компанию. Кстати, закончив обедать, он прошел через гостиную, чтобы уйти, но сделал вид, что не заметил моего посетителя. Я проводил Зигмунда до ворот и, увидев, что перед посольством по обеим сторонам улицы стояло множество милицейских машин, понял, что инцидент вызвал настоящий переполох. Шутя с Хартовом, я шепнул ему во дворе: «У нас беженец», — сделал вид, что не заметил ничего необычного, и мы распрощались самым непринужденным образом.

Затем я отправился к руководству посольства, чтобы поставить его в известность о случившемся. К счастью, посол и советник-посланник обедали дома. В ходе нашего тайного совещания, проведенного со всеми возможными предосторожностями, было принято первое решение: я должен был сообщить нашему посетителю, что мы никоим образом не можем гарантировать, что его попытка закончится благополучно и нам удастся добиться успеха. Более того, существовала большая вероятность того, что официальные демарши, которые мы готовы были предпринять, чтобы помочь ему, натолкнутся на категорический отказ и что власти в качестве предварительного условия потребуют, чтобы он покинул посольство. При таком развитии событий чем дольше он останется здесь, тем больше усугубит тяжесть своего положения. Тем не менее, если он хочет, мы готовы его приютить.

Вернувшись домой, я застал его спящим в кресле там, где оставил, тогда как продолжавшая вязать Кристина, казалось, наблюдала за ним с материнской заботливостью. Лицо его дышало покоем и безмятежностью, и я с трудом заставил себя разбудить его. Свою записку я составил с предельной тщательностью. Он ознакомился с ней крайне внимательно, перечитав несколько раз. Затем надолго погрузился в раздумье, то закрывая глаза, то глядя по очереди на нас с Кристиной, во взгляде его — потом, когда все закончилось, мы долго говорили с ней об этом — не читалось ни малейшего упрека. Это был взгляд человека, который в драматический для него момент напряженно размышлял над тем, какое принять решение. Наконец он написал: «Если позволите, я останусь здесь на сегодняшнюю ночь». В этом случае мне было поручено отвести его в комнату курьера, расположенную немного в стороне, как раз за моей квартирой, устроить там и запереть на ключ, посоветовав не зажигать света и соблюдать полную тишину. К счастью, было воскресенье, и советский обслуживающий персонал отсутствовал. Стоит ли говорить, что спали мы плохо. Я не переставал строить всевозможные планы в зависимости от того, как развернутся события. То Николай, так звали нашего архитектора, просил остаться, и мы должны были попытаться убедить власти дать ему разрешение на выезд. Я воображал себе мощную кампанию в прессе, тысячи писем, адресованных московскому руководству, демонстрации перед советским посольством в Париже и, наконец, успех! То мы находили способ переправить его, словно посылку, во Францию в запломбированном дипломатическом багаже. То он хотел покинуть посольство, попросив нас обеспечить ему свободу передвижения до дома. Я провел часть ночи, пытаясь отыскать подходящие решения, которые казались мне одно нелепее другого. И тем не менее завтра утром надо было заниматься именно этим. Около девяти часов я проскользнул к нему, пока не пришла советская горничная. Он был одет, сидел за столом, перед ним лежал лист бумаги, который он сразу же протянул мне. Я прочел: «Друзья, за эту ночь, что я провел под вашим кровом, я все взвесил и обдумал. Я признателен вам за ваши усилия. Мое решение принято. Постарайтесь, если можно, помочь мне раствориться ночью в этом городе». Прочтя последние слова (я не нахожу иного слова, чем «раствориться», чтобы передать возникшее у меня ощущение уничтожения, поглощения, исчезновения), я испытал такое чувство, словно получил приказ. Не было и речи о том, чтобы от него уклониться. Раз этот человек, доверившийся нам, сделал выбор, честь повелевала совершить все возможное, чтобы вернуть его ночи, из которой он так неожиданно возник.

И тут мне повезло, а может, это было не просто везение, а то удивительное стечение обстоятельств, которое сопровождало мое пребывание в Москве. Передав начальству письменное пожелание Николая, я получил распоряжение представить ему до полудня план действий, при этом, как и положено, окончательное решение относительно методов его осуществления оставалось за послом и советником-посланником. В канцелярии в начале недели жизнь началась, как обычно. Специалисты по внутренней политике готовились к дотошному изучению докладов на съезде, который должен был вот-вот открыться. Тем не менее наличие значительных сил милиции вокруг здания вызывало немало любопытства, и распространился слух, что внутрь пробрался какой-то советский. Но дисциплина, обязывающая к сдержанности, сыграла свою роль, и никто не задавал мне неуместных вопросов.

Имея свободу действий, я отправился в немецкое посольство, чтобы повидаться с Хартовом. Заручившись его согласием, я представил план, который был принят с некоторыми весьма разумными замечаниями и поправками. Осуществили мы его в конце рабочего дня, когда большинство сотрудников покидает свои кабинеты и ворота в течение некоторого времени остаются открытыми. С. получил приказ взять мою машину, а я взял его, Николая, выйдя в самый последний момент через черный ход моей квартиры, растянулся на заднем сиденье, сразу за нами следовали еще две машины. Вчетвером мы могли надеяться на то, что нам удастся если не отделаться от наших обычных преследователей, то по крайней мере внести сумятицу в их ряды, усиленные после вчерашнего происшествия, тем более что за С. обычно не следили. Но главное было не в этом. Мы договорились, что, въехав на Крымский мост, я остановлюсь у лестницы, спускающейся на набережную. Николай, которому я объяснил, что нужно делать, выскочит из машины, а я на полной скорости поеду дальше. Внизу его будет ждать Хартов, и я был уверен, что, если только Николая не настигнут на лестнице, поймать его будет невозможно по той простой причине, что на набережной у преследователей не будет ни одной машины. Кроме того, движение там небольшое, и, пока они остановят какой-нибудь проходящий автомобиль, Хартов будет уже далеко. Секрет плана состоял в успешной передаче Николая из рук в руки.


Еще от автора Анри Фроман-Мёрис
Политическое воспитание

 Анри Фроман-Мёрис Перевод М. В. Добродеевой, С. Г. Ломидзе. Редактор Е.К. Солоухина.


Бессмертный город

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Повестка дня — Икар

Американский конгрессмен Эван Кендрик неожиданно становится мишенью для арабских террористов. Оказывается, именно он был тем неизвестным героем, освободившим заложников в Маскате. Теперь террористы решили отомстить ему. Вместе с красавицей, которая спасла ему жизнь, Эван вступает в смертельную схватку со злом. Судьба Кендрика и, возможно, всего мира находится в руках загадочного и опасного человека, известного под именем Махди.


Сенсация, о которой никто не узнал

У безупречной супруги восходящего американского политического деятеля есть опасные тайны, которыми она готова поделиться с его избирателями.


Каменный леопард

Политические триллеры уже несколько лет наводняют популярный книжный рынок, и их темами были убийства или почти убийства правительственных деятелей, холодная война, а в последнее время — интриги на Ближнем Востоке. Многие из этих триллеров беззастенчиво были переработками ещё римских трагедий, а их персонажи — менее чем тонко замаскированными версиями выдающихся мужчин и женщин в новостях. Одна из лучших или, по крайней мере, одна из самых занимательных — эта новая книга Колина Форбса. «Каменный леопард» очень похож на документальную беллетристику, любимую такими писателями, как Фредерик Форсайт, автор знаменитого «Дня шакала». Действительно, есть несколько сходств с «Шакалом» в «Леопарде». Обе книги используют в качестве своих главных героев политических лидеров Франции, и обе книги имеют дело с неминуемым убийством президента этой республики. «Шакал» был о заговоре с целью покончить с Шарлем де Голлем; «Леопард» — о плане устранения высокопоставленного французского политика, характеристики которого, как обрисовал Г. Форбс, мало чем отличаются от президента Валери Жискара д’Эстена. И, как и «Шакал», книга Форбса не натянута, динамична и заслуживает доверия тем, что персонажи говорят так же, как персонажи в реальных правительствах. Г-н Форбс явно опирался на текущие события, такие как растущее коммунистическое влияние во Франции и других частях Европы. Сам роман рассказывает о высокопоставленном правительственном чиновнике, который тайно является русским агентом и планирует включить страну в Советский блок. Кульминация захватывает, и разгадка книги — которая включает в себя личность коммунистического агента — искусно скрывается до самого конца. Приверженцы текущих событий найдут эту книгу особенно интригующей, но для любителей триллеров «Леопард» должен оказаться очень увлекательным и быстрым чтением. Некоторые элементы дизайна обложки книги предложены иноязычным издательством.


Кровь на черных тюльпанах

В сборник включены политические детективы, объединенные одной темой — разоблачение подрывной деятельности империалистических спецслужб, в первую очередь ЦРУ США, в разных регионах мира. Советские писатели и журналисты — В. Викторов, В. Кассис, Л. Колосов, М. Князьков, Е. Коршунов, В. Тимофеев — рассказывают о «черных делах» спецслужб — главных «антигероев» этой книги. Сборник воспитывает чувство высокой политической бдительности.


Бонжур, Антуан!

Остросюжетная повесть рассказывает о движении борцов бельгийского Сопротивления и участии в нём советских граждан в годы второй мировой войны.Сюжет повести — розыски советским лётчиком Виктором Масловым участников партизанского отряда, в котором сражался его отец, Борис Маслов, погибший на территории Бельгии в борьбе против немецких оккупантов.


Канал грез

Что делать японской виолончелистке-виртуозу, которую зовут на гастроли в Европу и Америку, а она патологически боится самолетов? Плыть морем? А что, если в заблокированном Панамском канале судно будет захвачено боевиками? Вспомнить давние уроки карате и в одной вспышке кровавого безумия выплеснуть все накопившиеся с детства фобии. Да и переносной зенитно-ракетный комплекс советского производства не так уж сложен в обращении…