Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь - [10]

Дойдя до идеально круглого залива Де-ла-Конча, я спустился на песчаный пляж. Дождь прогнал прохожих с берега моря, и пляж был пуст. Однако прояснившееся небо обещало передышку. Дождь прекратился. Горизонт окрасился в изумрудные и индиговые тона, которые резко контрастировали с зеленым цветом островов и берегов. Я поставил свой рюкзак на песок, снял башмаки, подошел к морю и окунул ступни в его теплую воду. Потом вернулся к своим пожиткам и лег на песок. Между моими босыми ступнями, покрасневшими от ходьбы, я видел, словно картину в раме, окрашенный в прозрачные тона морской горизонт. На пляже снова появились гуляющие люди, и их собаки-компаньоны снова стали возиться в песке. Ни люди, ни животные не обращали внимания на случайно попавшего на пляж жаке в одежде совершенно недостойной такого шикарного курорта. Но паломник – как те отбросы, которые вынесены на берег морем и которые никто не дает себе труд убрать, потому что все знают, что море скоро унесет их обратно. Хотя паломник и неуместен среди этого пейзажа, это не беспокоит местных жителей: они уверены, что скоро он уйдет. Я так и сделал, тем более что дождь снова начал капать. Я шел вдоль длинных пляжей, мимо туннелей и вскоре оказался на другой стороне города, у подножия горы Игельдо. Затем я зашагал по дороге, которая извивалась между домами элитных жилых кварталов. Поскольку сезон еще не наступил, все окна были занавешены. Постепенно я выбрался из города.

Хотя в Сан-Себастьяне есть несколько гостиниц для паломников, я же собирался в этот первый вечер разбить палатку среди природы.

Первый незаконный привал

Этот этап уже был долгим, и, поднимаясь по склонам горы Игельдо, я чувствовал легкую одышку. Когда передвигаешься пешком, всегда нужно много времени, чтобы оказаться за пределами города. Хотя с этой стороны Сан-Себастьян достаточно быстро уступает место полям и диким песчаным равнинам побережья, пешеходу все же необходимо пройти мимо последних примыкающих к нему жилищ – мимо маленьких поселков, которые благодаря соседству с большим городом разбухли за счет новых домов.

На узкой дороге, у выхода из одного из этих застроенных особняками пригородных поселков, я с удивлением и удовольствием обнаружил нечто вроде дружеского привета. Кто-то поставил у стены маленький стол для паломников. На нем стояли кувшины с водой, из которых можно было наполнить пустые фляги. Рядом лежала, защищенная навесом, книга записей, в которой пешие странники могли оставить свои комментарии. Здесь же висел плакат с пожеланием удачного паломничества и сообщением – трудно сказать, жестоким или милосердным, – что им осталось пройти «всего» семьсот восемьдесят пять километров до Сантьяго. И главное, здесь был прикованный цепочкой к своей подушке штемпель, которым паломник мог отметить, что прошел этап. В Сан-Себастьяне мне не удалось поставить печать на креденсиаль: когда я проходил через город, туристическое бюро было уже закрыто. А я, паломник-новичок, не имел еще опыта, который позволяет более информированным странникам ставить печать на их паломнические паспорта в аптеках, барах и даже полицейских комиссариатах. Поэтому я ушел оттуда с пустыми руками. А на безвестном участке дороги, чуть ли не посреди безымянного «нигде», я сам с волнением в душе поставил первую печать на моем бумажном счетчике маршрута штемпелем, изображавшим красивую красную раковину. Я написал в книге горячую благодарность незнакомцу за этот подарок, и сделал это с такой же признательностью, как Брассенс для своего «жителя Оверни». (Жорж Брассенс – французский поэт и композитор, шансонье. В одной из его песен нищий благодарит за помощь уроженца Оверни, который дал ему немного дров, чтобы он согрелся. – Пер.) Потом я продолжил свой путь.

Была уже вторая половина дня. Снова выглянуло солнце, и вместе с ним вернулась влажная жара, от которой с меня градом лился пот. Я пошел быстрей: надо было торопиться, чтобы найти подходящее место для «дикого» лагеря.

Я несколько раз замечал пригодные для этого участки, но, подойдя ближе, обнаруживал, что они находятся слишком близко от фермы, слишком хорошо видны с дороги или недостаточно ровные. Наконец, уже перед наступлением вечера, перешагивая через проволочную ограду, увидел участок поля, который показался мне удобным. Отсюда открывался, если глядеть поверх живых изгородей, вид на море до самого горизонта. Вдали, в открытых водах, по нему плыли большие грузовые суда. Я поставил палатку, разложил по местам все вещи, необходимые на привале, и приготовил себе обед на плитке.

Когда стемнело, я долго любовался ночью, перед тем как лечь спать. За один день я потерял все – знакомые географические ориентиры и глупое достоинство, которое мне давали мое положение в обществе и звания. Это была не игра в путешествие, как поход на природу в выходные, а совершенно новое состояние, которое будет продолжаться долго.

Я покорялся неудобству этого нового состояния и предчувствовал страдания, которые оно заставит меня перенести. Но одновременно я был счастлив чувствовать себя обобранным, понимая, как полезно все потерять, чтобы найти главное. В этот первый вечер я осознал безрассудство своего предприятия и его необходимость и сказал себе, что в конечном счете я хорошо сделал, что отправился в дорогу.