Бессмертные - [2]

Это была провокация, приключение. Анжела вызывала эмоции у людей, заставляла смотреть и была в центре внимания, хоть и не особо любила его привлекать. Дориан пригласил её в госима-теннис, где продул со счетом в двенадцать-ноль и фраппировал публику самым горячим поцелуем с самым загадочным юношей в Лондоне.

Анжелика так и не назвала своего настоящего имени, признавшись, что оно позорно, и вызвала у Дориана приступ любопытства. Анжелика привлекала не только эпатажностью, но и необычайным для такого юного существа умом. Она понимала Дориана, как еще не понимал никто, и иногда казалось, будто печальные карие глаза видят все закоулки прогнившей души. Дориан понимал, что ему казалось, но как же приятно жить в плену иллюзий!

Дориан и сам не заметил, как встречи стали носить постоянный характер. Балет, театр, опера… В последний выход произошел неприятный инцидент. Анжелику узнали и оскорбили плевком в лицо. Дориана это взбесило. Она принадлежала ему, и никто не имел права покушаться на его собственность! Наглеца спасло лишь то, что у любовника началась тихая истерика, и Дориану пришлось на время отложить месть и успокаивать своё сокровище. Вечер был испорчен.

Подавленное настроение Анжела Дориану очень не понравилось. Его не получилось развеять ни прогулкой по парку, ни разговорами. Отпускать его в бордель Дориану было страшно. В подобном состоянии люди часто совершают глупости. И Дориан решился.

Оказавшись в его доме, Анжелика смыла макияж, сняла накладные локоны, платье и превратилась в семнадцатилетнего мальчишку. Неприлично красивого, напряженно сжимающего кулаки с лихорадочно горящими глазами. Он вышел к Дориану и встал, показывая себя.

— Я взял вашу одежду.

— Зачем вы это делаете?

— Становлюсь собой.

Дориан покачал головой. В его рубашке Анжел был хорош и льстил самолюбию, но это был уже не он. Индивидуальность, привлекшая Дориана, исчезла.

— Это не вы.

— Вы предпочтете урода, чтобы добавить пикантности в жизни.

Карие глаза ожили, наполнились болью. Слова били наотмашь. Сняв яркую обертку, Анжел остался нахален, искреннен и проницателен. Такой же живой и горящий. Все те качества, что составляли сексуальность Анжелики, в Анжеле играли совсем иными красками. И привлекали даже сильнее, чем раньше.

— Вы жили в зачарованном мире. Не всем так везет. Не все так обычны.

О, Дориан понимал любовника, как никто другой. А вот Анжел его немного разочаровал. Впрочем, тот и не мог предположить, что Дориану уже глубоко за восемьдесят.

— Вы думаете, я не понимаю, каково быть непохожим?

— Я думаю, что устала, Дориан, — тщательно подавляемые слезы, наконец, просочились наружу. — Я слишком долго сражалась.

Какие они похожие и непохожие одновременно. Семнадцатилетний мальчишка, вынужденный из-за своих пристрастий продавать тело, и он, старик, запертый в бессмертном юноше. Оба одиноки, оба устали от жизни. Где-то в глубине души шевельнулось сочувствие. Дориану восемьдесят, ему можно испытывать усталость. Он видел и испытал очень много. Он пресыщен. А Анжел и не видел ничего в жизни. Дориан покажет, как можно жить. Пусть недолго, пусть всего несколько лет, но он побудет рядом, устроит Анжела, а потом снова уедет, прежде, чем тот начнет задавать неудобные вопросы.

— Вы в этом не одиноки, Анжелика.

— А если я решу одеваться вот так? — карие глаза полыхнули вызовом. — Вы не разлюбите меня?

Какой же, все-таки, умница у него любовник.

— Я люблю вас, а не вашу одежду.

И Дориан не врал.

Слезы любовника вызвали у Грея тепло в груди. Он уже и забыл, как приятно делать людям добро. И то, что происходило в ту ночь под звуки грозы, можно было назвать не иначе как любовью.

* * *

Дориан задумал бал. Пышное торжество с Анжеликой в качестве почетного гостя. Хотелось изумить как публику, так и любовника. Показать, что с ним могут считаться. Пусть с лицемерными улыбками, пусть за глаза его называют как угодно, но до оскорблений больше никто не посмеет опуститься. Хотелось заявить миру, что отныне и впредь Анжелика под его защитой.

Анжелика нервничала. Кусала чувственные губы, перебирала украшения и чисто по-женски заявляла, что ей совершенно нечего надеть. Дориан подарил ей платье и новые украшения, а ночью отлюбил так, что наутро мальчишка едва мог двигаться и ворчать. Но судя по его сытой улыбке, на любовника, наконец, снизошло умиротворение.

Приглашения Дориан раздавал четко ограниченному кругу людей: его партнерам по клубу, известному весьма широкими взглядами на любовь, да нескольким друзьям, которые уважали лично его. Единственный, кто выбился из общего ряда, был доктор Виктор Франкенштейн. Но то был друг Ванессы Айвс, а Ванессу окружали очень необычные люди. Ванессу Дориан навестил лично, а увидев, понял, что Анжелика сдержала обещание и исцелила его сердце. Ванесса навсегда останется для него добрым другом и прекрасной женщиной, фотографию которой Дориан сохранит со всем тщанием. Но тосковать больше не будет.

Когда они танцевали первый танец, Анжелика сияла. Печаль ушла из прекрасных карих глаз, а взгляд обещал бурную благодарность. Дориан был доволен.

Но чего он не ожидал, так это того, что доктор Франкенштейн явится на бал с его давней знакомой. Чахоточная шлюха постриглась, перекрасилась, посвежела и чувствовала себя просто превосходно. В своём нежно-розовом платье она выглядела совершеннейшей невинностью и смотрела на Дориана так, как будто видела впервые в жизни. Лишь необычно холодные руки выдавали, что с ней случилось что-то необычное. Интересно, что? Доктор изобрел лекарство от чахотки? Или это был какой-то эксперимент, из-за которого Брин потеряла память? Тогда откуда взялось имя Лили? Или же Лили прикрывалась иным именем?