Бессмертные - [48]

Она постучала, но никто не ответил, и тогда она распахнула дверь.

Эли и его отец стояли друг против друга в гостиной, где над пианино висел старинный гобелен, изображающий евреев при Массаде. Эли, с длинными волосами и отросшей бородкой, выглядел высоким и тощим. В толстовке с символикой Нью-Йоркского университета, которую ему подарила Джилли, он был похож на раввина левых взглядов. Мистер Штейн, в темно-синем свитере и почти черных брюках, остался все тем же мистером Штейном.

— Тупой гомик, — кричал он, — ты попросту умрешь там, снаружи.

— Заткнись! — заорал в ответ Эли. — Прекрати меня так называть!

— Эли, — прошептала она, стоя в дверном проеме. — Эли, это я.

Они оба обернулись на голос.

— Джилли!

Эли вскрикнул от радости, сгреб ее в охапку и притиснул к груди. Она казалась сама себе легкой, словно иссохший лист, и голова ее кружилась от счастья. Эли был жив. И в безопасности. И по-прежнему здесь, у себя дома, вместе с родителями.

— Боже мой, ты в порядке? — спросил он, а затем, прежде чем она успела ответить, добавил: — Ты видела Шона?

— Нет, — ответила она.

Он сник. И она, видя страдание на его лице, снова почувствовала себя едва ли не раздавленной.

На кухне его сухопарая, черноволосая, похожая на ведьму мать стояла у плиты, как будто бы ничего не изменилось. У них были электричество и газ, и от аромата горячей еды — лука, мяса — рот Джилли наполнился слюной. Она разревелась, и Эли обнял ее крепче, прижимая к себе. Его запах оказался таким приятным — таким чистым, почти непорочным.

Отец его вытаращил глаза и смерил Джилли строгим взглядом, давая понять, что она здесь незваная гостья.

— Я пыталась добраться сюда, — пояснила она. — Все горело. А потом пошел дождь.

— Дождь, — благоговейно повторил мистер Штейн, покосившись на гобелен.

— Теперь мы сможем поискать Шона, — объявил Эли.

— Не произноси этого имени, — отрезал мистер Штейн.

«Бога ради, что уж теперь об этом беспокоиться?» — хотела бросить ему Джилли в ответ, но вместо этого взяла ладонь Эли и прижала к своему подбородку. На руках у нее лежал слой грязи и копоти; интересно, на что она сейчас похожа? Скорее всего, на зомби.

— Я как раз собирался идти на поиски, — пояснил Эли, поднося к губам тыльную сторону ее ладони.

Он поцеловал костяшки ее пальцев, а затем прижал ее руку к собственной щеке. Его слезы смочили ее кожу, словно дождь.

— Он позвонил перед тем, как это случилось, из центра города. Не знаю, что он там делал. Мы поспорили. Я уступил.

«Разве ты не собирался встретиться со мной в клубе?»

Эли провел пальцами по лицу Джилли, и каждое его касание будто закрывало рану, оставленную в ее душе долгими днями и ночами. Никого на свете она не любила сильнее. Даже в могилу она ляжет, продолжая любить Эли Штейна.

— Разумеется, ты никуда сейчас не уйдешь. Посмотри на нее. Она похожа на покойницу.

Джилли никогда не нравилась мистеру Штейну. Не только потому, что в прошлом вела себя как безумная потаскушка, — она не была еврейкой, а к тому же ее семья предоставила Эли и Шону безопасное убежище, где они могли предаваться плотским мерзостям.

— Вам нужно починить дверь, — вспомнила Джилли. — Или хотя бы запереть ее.

— Я полагал, она заперта, — сообщил мистер Штейн и перевел взгляд на сына. — Ты ее отпер?

Он направился к двери, пройдя так близко к Джилли, что ей пришлось отступить на шаг с его пути. Взялся заручку — та со щелчком подалась.

— Сломана, — буркнул мистер Штейн и сурово воззрился на Эли. — Ты ее сломал?

— Папа, ну зачем бы мне это делать?

— Возможно, вампиры пытались прошлой ночью забраться внутрь, — осмелилась предположить Джилли. — Вам стоит повесить распятия. Они действительно помогают.

Мистер Штейн скрестил руки на груди.

— Это для нас неприемлемо, — буркнул он.

— Ужин почти готов, — со слабой улыбкой объявила из кухни миссис Штейн.

Интересно, и где ей удалось отыскать грудинку? Неужели у них все еще работает холодильник и там все есть?

«Мои родители явно сошли с ума», — взглядом сказал ей Эли.

Будучи лучшим другом Джилли, он имел некоторый опыт знакомства с душевными расстройствами.

Но она не улыбнулась даже тому, что они, как обычно, хором подумали одно и то же. В этом не было ничего смешного. Она уже не знала, кто безумен, а кто нет.

— Ты можешь принять душ, Джилли, — предложила миссис Штейн.

Для этого девушка слишком устала и ослабела, но немного картофельного пюре и кусок сыра, которые дала ей миссис Штейн, подкрепили ее достаточно, чтобы проковылять в ванную. Впервые за долгое время Джилли чуть меньше боялась оказаться запертой в тесном помещении; снять одежду, беззащитной встать под струи воды…

…а затем в ванной оказался Эли, тоже раздеваясь. Он забрался под душ и, всхлипывая, обнял ее. Она и сама расплакалась, стоя обнаженной рядом со своим лучшим другом, которому она не нравилась в том смысле, в каком он нравился ей; они цеплялись друг за друга и горевали вместе.

— Он там, снаружи, — пробормотал Эли. — Я уверен, что он там.

Она повернулась и откинулась спиной на его грудь. Казалось таким невозможным то, что она здесь. То, что она вообще вошла в их дом…

— У твоих родителей там, наверное, уже припадок, — предположила она, прикрыв глаза и наслаждаясь влагой, теплом и близостью Эли.