Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - [4]

Шрифт
Интервал

— Чему я смогу научиться там, чего не могла бы узнать дома? — спрашивала она. — Что нового я смогу прочитать в их детских учебниках после того, как мы вместе перечитали большую часть мировой литературы? Кто поможет тебе с отчетами и речами? Кто утешит тебя, когда ты мечешься по комнате, проклиная своих глупых оппонентов? Ради всего святого, Том Бентон, я не пойду в эту школу салонных девиц.

— Нет, ты пойдешь, Джесси, — сказал отец, склонив голову и не глядя ей прямо в глаза. — Если случится так, что кто-то обвинит меня, будто у тебя нет манер или грации, которым обучают в школе, я никогда не прощу себе этого. Боюсь, что ты повзрослела раньше времени, слишком много работая со мной. Мать обвиняла меня в том, что я лишил тебя детства.

— Но она не права! — воскликнула Джесси, обиженная таким утверждением матери. — У меня было чудесное детство: мы выезжали каждую осень охотиться на перепелов, ели печенье и яблоки, а ты тем временем читал мне истории, написанные твоим другом Одюбоном. Мы проводили целые недели в седле, путешествуя по штату Миссури, в то время как ты вел избирательную кампанию, мы…

— Мама говорит, что ты недисциплинированная. Она считает, что ты должна научиться работать в классе и освоить девичьи игры.

— Но, черт возьми, отец, — ответила она, — я не хочу играть в игры. И скажи, пожалуйста, почему мне нужна школьная дисциплина, когда каждый раз, выезжая на пикник с тобой, я беру по твоему настоянию «Одиссею» Гомера и читаю ее на древнегреческом? Если я менее образованна, чем другие девушки Академии мисс Инглиш, тогда я готова сжевать твои двадцать томов «Британских государственных процессов».

Отец даже не слушал, что она говорит.

— Я знаю свой долг, Джесси, и меня трудно отговорить от того, что я решил.

Позже в тот же вечер она пришла с покрасневшими и опухшими глазами к отцу в библиотеку и предстала перед ним с обрезанными каштановыми волосами, едва достигавшими плеч.

— Боже мой, что ты сделала с волосами, Джесси? — спросил в отчаянии отец.

— Я укоротила свои волосы, чтобы стать некрасивой, — сказала она сквозь слезы, — теперь мне не нужны ни классная комната, ни дисциплина, ни выходы в свет. Отец, все, что я хочу, — это оставаться здесь и быть твоим компаньоном.

Том Бентон сохранял твердость:

— Я не могу быть ответственным за то, что ты утеряла в своей жизни. Тебе четырнадцать лет, ты уже опоздала войти в общество. Кончай хныкать и отправляйся с матерью и Элизой в магазин за новыми платьями.

Когда она повернулась, чтобы выйти из библиотеки, он сказал:

— Быть может, школа лишь наполовину плоха, как кажется. Я обещаю не редактировать свои важные речи до твоего возвращения домой в конце недели.

Этот разговор происходил два года назад. Ее волосы отросли, но отвращение к школе сохранилось.

Элиза сыграла фугу Баха, ее приветствовали вежливыми аплодисментами. Джесси взглянула на Джона Фремонта, ожидая, что он раскроет себя, постарается создать впечатление о себе: так поступали сотни мужчин, переступавшие порог дома Бентонов в Вашингтоне. Молодой лейтенант любезно взглянул на нее, но не сказал ничего.

Слова всегда казались Джесси Энн Бентон прекрасными, но сейчас, сидя в уютной тишине, остро чувствуя близкое соседство армейского офицера, она поняла, что слова — не единственное и, возможно, не лучшее средство общения. Джон Фремонт молчал, но что-то еще неизведанное подсказывало, что он хочет поговорить с ней.

— В каком подразделении вы служите, лейтенант Фремонт? — спросила она.

— В Топографическом корпусе. Я работаю с мистерами Николлетом и Хасслером над картой Миннесоты.

— Николлет и Хасслер? Ведь это самые близкие друзья отца.

— Именно там я и встретился с сенатором Бентоном. Он пришел в дом мистера Хасслера, где я работал над материалом, собранным нами во время экспедиции в верховья Миссури.

— Вы были в этой экспедиции с Николлетом? — взволнованно спросила она.

— Да, я его помощник уже четыре года, большую часть этого времени мы провели на целинных землях Севера, на территории индейцев.

С пухлых губ Джесси сорвалось восторженное восклицание.

— Верно ли, мисс Бентон, — спросил лейтенант, — что ваш отец не бывал на землях западнее Миссури? Я не могу этому поверить; он знает о Западе больше, чем кто-либо.

Джесси было приятно слышать столь лестный отзыв о своем отце. Она почувствовала дух товарищеской близости.

— Он никогда не был в местах западнее Миссури. Но мысленно он жил в этих районах еще с детства. Его ближайшие друзья — следопыты и охотники, база которых находилась в Сент-Луисе и которые вели исследования в районе Скалистых гор. Они останавливались в нашем доме в Сент-Луисе, возвращаясь из походов.

Она повернулась вполоборота к отцу, чтобы втянуть его в беседу.

— Перед моим появлением на свет божий отец рассчитывал, что родится сын. Я должна была бы пройти подготовку в армии, присоединиться к Топографическому корпусу и исследовать Запад. Не так ли, папа?

— Нечто вроде этого, — проворчал отец.

Заиграл струнный квартет, и они вновь замолчали. В перерыве Томас Бентон представил лейтенанта Фремонта Элизе. В то время как лейтенант и Элиза обменивались приветствиями, сенатор Бентон предложил Джесси погулять в саду. Хотя было лишь семь часов вечера, но они почувствовали, что воздух стал прохладным, а ветер — резким. Прохаживаясь по посыпанным гравием дорожкам сада мисс Инглиш, окруженным живой изгородью, Том Бентон спросил:


Еще от автора Ирвинг Стоун
Муки и радости

«Муки и радости» — роман американского писателя Ирвинга Стоуна о величайшем итальянском скульпторе, живописце, архитекторе и поэте эпохи Возрождения Микеланджело Буонарроти.Достоверность повествования требует поездки на родину живописца. Продав свой дом в Калифорнии, Ирвинг Стоун переезжает в Италию и живет там свыше четырех лет, пока не была завершена книга. Чтобы вернее донести до читателя тайны работы с камнем, писатель берет в руки молот и резец и овладевает мастерством каменотеса. С помощью друзей-ученых писатель проникает в архивы и находит там немало записей, касающихся Микеланджело и его семейства.Почти половина романа «Муки и радости» основана на вновь открытых материалах…


Моряк в седле

Художественная биография замечательного американского писателя Джека Лондона принадлежит перу Ирвинга Стоуна, автора романов-биографий Ван Гога, Микеланджело. В книге раскрывается сложный и драматический путь писателя, история его литературных поисков, его главных произведений.


Жажда жизни: Повесть о Винсенте Ван Гоге

В биографической повести известного американского писателя Ирвинга Стоуна «Жажда жизни» (1934) увлекательно рассказывается о жизни и творчестве крупнейшего французского художника, голландца по происхождению, Винсента Ван Гога. Творческую манеру автора отличает стремление к точности исторических реалий и психологических характеристик действующих лиц. (Из издания Ирвинг Стоун — Жажда жизни, М., Худ. лит., 1980. — 478 с.)


Происхождение

Ирвинг Стоун Происхождение Перевод с английского М. И. Брука и Ю. С. Кацнельсона Имя автора этой книги Ирвинга Стоуна не нуждается в рекомендациях. Он автор художественных биографий Ван Гога, Микеланд-жело, Шлимана, Джека Лондона, хорошо известных советскому чита-телю. Новое его произведение, впервые переведенное на русский язык, повествует о жизни и деятельности Чарлза Дарвина, основателя эволюционной теории, нанесшей сокрушительный удар по религиозной картине мира. …


Греческое сокровище

Роман известного американского писателя посвящен одной из самых увлекательных страниц в истории археологии— раскопкам Г. Шлимана в Трое, Микенах, Орхомене, Тиринфе.И. Стоун описывает наиболее драматический период в биографии своего героя. Упорно преодолевая трудности, встающие на пути воплощения мечты его жизни, Шлиман достигает намеченной цели и добивается мирового признания.


Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон

В книге Ирвинга Стоуна воссоздаются образы реальных исторических лиц — седьмого президента США Эндрю Джэксона и его жены Рейчэл. Автор стремился увидеть, почувствовать и показать в своих героях образ Америки конца XVIII — первой трети XIX века, который может быть понят только в контексте формировавшихся национальных традиций.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.