Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - [175]

— Не было бы второй и третьей экспедиций, — ответил он сухим тоном, без улыбки. — У нас отняли бы самую большую возможность, и мы не внесли бы наш самый важный вклад. Я не жалею ни о чем, что было в те годы, Джесси, за исключением моей личной ссоры с генералом Кирни. Я не говорю, что поступил неправильно, но хотел бы избежать этой ссоры.

— Я никогда не рассказывала тебе, — шепотом сказала она, — что после того, как ты выехал из делавэрской индейской резервации, ко мне прибыл адъютант генерала Кирни и передал просьбу генерала приехать к нему и простить его, прежде чем он умрет. Я отправила курьера назад с посланием, что не могу простить, что нас разделяет могила. Генерал Кирни умер на следующий день. Я была не права, Джон, я должна была простить его…

Воспоминания об индейской резервации Делавэра, о потере первого сына и трагедии, которая чуть было не разрушила их супружество, нахлынули на них обоих. Они стояли тихо в душной пустой комнате, вновь переживая боль того трудного времени и вместе с тем радуясь, что оно не оставило незаживающих ран, что у них есть другие сыновья, что Джон генерал, как она и предсказывала. На миг они освободились от бремени ответственности, от тягот, оказались вне времени, места и обстановки и стали просто мужем и женой, для которых главной опорой, никогда их не подводившей, оставалась любовь. В этот короткий миг, забыв о войне, о пламени, опалившем страну, они слились в объятии.

Джесси поблагодарила Джона за доверие, сказала ему, что отправится ночным поездом и постарается достойным образом представить его в Вашингтоне.

Полушутя Джон ответил:

— Уверен, ваша операция будет успешной, генерал Джесси.

Она покраснела, ибо думала, что Джону неведома эта кличка. Коснувшись ее плеча, он сказал:

— Я хотел бы получить информацию о твоем интервью как можно скорее. Но не посылай ее обычным телеграфом, ведь группа Блэра, несомненно, имеет своих осведомителей здесь, в штаб-квартире. Возьми с собой шифровальный код и посылай сообщения на имя лейтенанта Хауорда, подписываясь именем его невесты.

Джесси взяла книгу для шифровок:

— Сразу же после первой встречи с президентом я пошлю телеграмму. Сделаю все возможное, чтобы известие было добрым.

_/7/_

В шесть часов вечера она выехала из депо Союза. Поезд был набит солдатами, гражданскими лицами, едущими по личным и правительственным делам, и миссурийскими семьями, бегущими на север от партизан. Хотя война длилась всего пять месяцев, подвижной состав был в плохом состоянии из-за того, что в каждую поездку людей набивалось в три раза больше нормы. Была теплая сентябрьская ночь, и к моменту отхода поезда все проходы и площадки были забиты женщинами, сидевшими на узлах и чемоданах, и стоявшими мужчинами.

За ночь она не сомкнула глаз: духота, стук колес, толчки и раскачивание вагона на расшатанных рельсах не давали заснуть. Зная, что в пути трудно найти еду, она завернула съестное в клеенку. Нельзя было умыться или сменить одежду, туалеты были перегружены и быстро выходили из строя. Она проводила время как могла; дремала, когда усталость брала верх, затем просыпалась оцепеневшая и с ломотой в теле от жесткой скамьи.

Поезд прибыл в Вашингтон на следующий день к восьми часам вечера. Ее встретил старый друг из Нью-Йорка, судья Коул, участвовавший с ними в избирательной кампании 1856 года. Он пригнал на станцию экипаж и зарезервировал для Джесси номер в отеле «Виллард». За два часа до прибытия поезда в столицу она почувствовала, что ее покидают силы, но решила не поддаваться усталости, а сделать то, что тысячу раз обдумывала за пятьдесят часов пути, ведь она так близка к выполнению порученной задачи.

Когда они прибыли в отель и Джесси вымыла руки и лицо, она сказала судье Коулу:

— Я должна послать записку президенту Линкольну с просьбой о немедленной встрече.

— А вы не собираетесь посетить Белый дом сегодня вечером?

— Напротив, собираюсь. Я должна немедленно встретиться с президентом.

Он спокойно предложил:

— Не лучше ли отдохнуть, поспать ночь? Ведь путь был тяжелый. Утром вы почувствуете себя лучше, сможете переодеться…

— Нет-нет, — прервала она, — завтра утром может быть слишком поздно.

Судья Коул уставился на нее:

— На правах старого друга могу ли спросить: почему? Что вы можете сделать сегодня в таком измученном состоянии, ведь это же самое можно успешнее сделать завтра утром?

— В моем поезде ехал курьер с депешей к президенту. Моя задача — попасть к президенту прежде, чем он примет решение на основе этой депеши.

— Мистер Линкольн может не получить вашей записки сегодня вечером. Он завален делами; возможно, он вызовет вас завтра утром.

— Я попрошу его принять меня немедленно, — ответила Джесси, — если до него дойдет моя записка, то я думаю, что он тут же удовлетворит мою просьбу.

— Делайте, как считаете нужным, миссис Фремонт, — ответил сухим тоном судья. — Я подыщу надежного посыльного, пока вы напишете записку.

Джесси показалось, что посыльный летел на крыльях — так быстро он вернулся и принес карточку. Она гласила: «А. Линкольн. Сейчас».

Перед выходом из номера гостиницы Джесси посмотрела на себя в зеркало. Она увидела, что запылившиеся за время поездки волосы старили ее, ее белый воротничок был более грязным, чем остальная часть платья, и потерял свой первоначальный белый цвет. Ее мысленный взгляд подменил образ в зеркале другим: она стоит перед зеркалом в гостинице «Кларендон» в Лондоне, в вечернем платье, ее волосы заплетены косичками на польский манер, лицо раскраснелось от возбуждения, вызванного церемонией представления королеве в день Пасхи. Неясно, где-то в недрах ума она понимала, что неопрятная одежда и усталый вид не свидетельствуют о хорошем вкусе или хороших манерах, но, конечно, добрый и простецкий Авраам Линкольн не сочтет это за оскорбление, как не счел бы за оскорбление появление перед ним солдата-посыльного с депешами прямо с фронта.