Бессмертная традиция - [16]

Со временем стало тихо. Видимо, отдыхающие либо разошлись, либо заснули где-то в кустах. Из сумрака вылетела ворона, опустилась мне на плечо, каркнула и клюнула в щеку. Не знаю, хотела ли она мне что-то сообщить, я так и не записался на курсы птичьего языка. Ворона вспорхнула на дерево на краю посадки, и я последовал за ней. Птица перепархивала с дерева на дерево, а я все шел по тропинке, осознавая, что все глубже погружаюсь в лес, которого здесь отродясь не было.

Я шел между деревьями, периодически прикладываясь к горлышку бутылки, с высоко поднятой головой, наслаждаясь легким ветерком, дующим мне в лицо. Все мысли потихоньку улетучились, я просто воспринимал чудо ночного леса, чудо ночи как таковой. И боги вели меня туда, куда необходимо. Не зря во многих традициях столько внимания уделяется остановке внутреннего диалога. Постоянные пререкания с собой не дают нам воспринимать сигналы из более тонких миров. Высшие сущности слишком вежливы, чтобы вмешиваться в наш разговор с самими собой.

Я вышел на поляну, в середине которой стояла избушка на курьих ножках. Ворона впорхнула в одно из ее окон, и я понял, что я пришел куда надо. Ножки были, на самом деле, лишь стилизованы под курьи – искусная работа по дереву. И постройка не вертелась, а стояла на месте. Зато была вся исписана огамом. Я поднялся по лесенке и постучал в дверь. “Входи”, – пригласил меня молодой женский голос.

***

Мы сидели за столом, попивая из деревянных чашек свежеприготовленное зелье – что-то горячее, вкусное и с небольшим градусом. Избушка покачивалась на ножках, создавая ощущение, близкое к легкой морской качке. В печи уютно потрескивали дрова. Стены были исписаны друидическим алфавитом. Морриган рассказывала о своих целях:

– Тенденция к объединению традиций существовала еще в начале XX века, изначально она оформила в рамках эзотерических обществ. К концу века мода на эзотерику у духовных искателей начала потихоньку проходить, и многие сообщества мистиков отошли от герметичности. В начале XXI века традиции стали объединять в массовой культуре. Контора претендует на прогрессивность, но до сих пор разделена на отделы и отделы внутри отделов. В то время как настало время для смелых экспериментов. Я начала с относительно близких друг к другу традиций. Выбор избушки Бабы Яги не случаен. Ведь она стояла на границе мира живых и мира мертвых. Пусть и теперь символизирует переход от разобщенности к синтетическим чудесам нового времени. Со временем я планирую более смелые эксперименты. Добавлю немного Африки, несколько фишек от коренных народов Америки.

– А мед поэзии тебе зачем?

– Да просто вкусная штука. И вдохновляющая. Но я в последнее время подтянула мастерство в областях зельеварения и изготовления целебных настоев. Так что можешь вернуть его в хранилище. Надеюсь, Контора не будет меня преследовать?

– Преследования – вроде как не наш профиль. Мы наблюдаем и исследуем.

– Ну, я и не скрываюсь.

Что ж. Инициатива интересная. Посмотрим, что из этого выйдет. Многие люди стремятся изменить окружающий мир. Однако их стремление ни к чему не приводит. Они могут совершенствовать механизмы, разрабатывать новые технологии, менять общественные устои и где-то даже само восприятие окружающих. Это изменяет всего лишь уровень комфортности пребывания в мире. Сам же мир при этом остается таким же, как и был. Все та же расширяющаяся Вселенная, все тоже бесконечное взаимодействие космического льда и огня, все тот же сон Брахмы.

Часть 3. Новая сила

1

Мы с Генрихом расположились в баре Конторы. Выпиваем, из музыкального автомата звучат песни Кристы Белл. Атмосфера душевная.

– Недавно я осознал, что такое горечь победы. Жаль мне Орден, – признался Генрих.

– О чем тут жалеть, – удивляюсь я, – куча идиотов, к тому же деструктивных.

– Деструктивных, конструктивных, какая разница? Ну, разрушили бы они цивилизацию, возникла бы другая. Смерть – часть жизни, разрушение – часть созидания. Невелика потеря.

– Тебе не нравится наша цивилизация?

– Дело не в том, нравится или нет. Просто с ее гибелью ничего бы кардинально не изменилось. Вот представь, допустим, сгорели бы все пленки со старыми фильмами. Ну, не только пленки – в цифровом виде тоже бы стерлись каким-то образом. Разве от этого бы исчезло кино? Или оно стало бы кардинально хуже или лучше?

– Ну, отдельные старые фильмы было бы очень жаль, – возражаю я, – подобного, возможно, уже никогда не снимут. Возьмем Линча, например. Линч меня вдохновляет.

– Но все это, старик, всего лишь привычные декорации. Чуть лучше, чуть хуже – не суть важно. – Стоит на своем Генрих. – Вот Орден, возможно, мог бы создать нечто кардинально новое.

– Что в них такого особенного? Верят в какую-то херню. Искусство им не интересно, наука не интересна.

– В том-то и дело, что вера их – херня только на первый взгляд. Адепты упрощенных монотеистических религий не случайно называли религии древних примитивными. Вроде бы налицо нестыковка: ведь у древних присутствует сложная космология с мириадами миров и действующих сил и сложным индивидуальным духовным путем для каждого. Но в том-то и дело, что все слишком гармонично.