Бессмертие - [21]

Земной корою скованный пожар.

Воспеть себя, условий всех наличность

Природой выполненных умнейшему в дар.

Кого бы не воспеть, всегда воспеть начало,

Затем воспеть конец. К чему же жизнь тогда?

О, как бы я хотел немного и немало,

Чтоб жажда все познать во мне не угасала,

Чтоб вечно бы во мне бессмертье обитало,

А умереть – ни разу никогда.

«Жена-земля наскучила нам…»

Жена-земля наскучила нам.

Влюблены мы в Луну, девушку скромницу,

Друга дома – ее оставляем вам,

Мы другую нашли любовницу.

Взглядами целовать поверхность луны.

Мыслями обнимать ее толстое тело.

Мало! Шахтами хотим целовать ее мы,

Проспектами городов обнимать ее смело.

Платье одеть на нее кислородное,

Ремешком электрических проводов опоясать,

Обратить навсегда в плодородное

Это бесплодное девичье мясо.

А упившись своим достижением,

Взять в любовницы детку Венеру,

О, с каким бы, с каким наслаждением

Обессмертил я эту химеру.

На корабле Циолковского

Осмокингованный, опиксафоненный

И оцилиндренный, вчерашний раб

Двуного двинулся на вновь построенный

Планетноплаванья Гигант-корабль.

В уют каюты дымя гаванною,

Маркизосидючи «Бессмертье» чтя,

Треплю обшивочку рукой диванную,

Опасность плаванья к луне учтя.

И нет волнения, и нет сомнения,

Я Циолковскому себя вручил,

Вот дрогнул остовом и я в движении

К Луне колонии корабль поплыл.

К гипотезе

(Эйнштэйну).

На аэро-фантазии реактив вдохновения

В межпланетность пустынь дерзость мысли умчал

И земля позабыта в сознании Гения.

Межпланетность пустынь лишь начало начал.

И вот дерзкая мысль на платформе-Луне

Экспрессирует с 1-м на пленный Сатурн.

Все открыла, познала, но хочется мне

Продолжать, затянуть этот Космосный штурм.

Но, увы. Бесконечность, бескрайность пространств –

Это жупел лишь только для слабых умом.

Все конечно! – Поэты, конечному станс

Опивайтесь «Святой Бестиали» вином.

Этим утром

Дирижаблили в тучах чайки,

Крейсировали по воде челны,

Этим утром мы были майки,

Были утром весны полны.

Губы рта олесненного озера

Попирали подошвами ног.

Кегельбанили фразами фразера

Как хотел и кто как только мог.

Опортвейничивались солнечными лучами,

Лежонежась оттоманками из песка,

Наслаждались этим утром.

      Мучь камень

Утрамбованной мостовой. Тоска.

Осень золотая

Поглядел в окошко… Там, где прежде пыли

Не обраться было, лужи уже были.

А с небес, где солнце яркое сияло –

Капли дождевые облако бросало.

Там, где зелень листьев тень еще давала –

Нынче осень дерзко зелень ту сорвала.

И стоят уныло голые березы,

И роняют капли – дождевые слезы.

По земле намокшей ветер листья носит,

То подымет кверху, то их книзу бросит.

Воет, как волчиха, волченят сбирая.

Выглянул в окошко: осень золотая.

Мещаночке

На диванчике плюшевом ты мечтаешь малиново,

Свои глазки фиалковы в умиленьи закрыв.

– Вот бы платьице сшить…

Ну хотя бы паплиново.

И сидишь одинокая, о работе забыв.

Треплешь грязною ручкою занавес тюлевый

И уж видишь себя с реалистом в саду.

Он зовет, умоляет весь потный, июлевый,

Прогуляться с ним в поле, и ты шепчешь – «Пойду».

Скоблишь пол неокрашенный туфлей, сильно поно –

шенной

И уж полем идешь с ним полоской межи,

Вот сидишь на траве только-только что скошенной,

Та трава на полянке средь муаровой ржи,

Приоткрыла глаза и зардевшись бутончато,

Протянула в мечтах свои руки к нему.

И звучит на губах поцелуй знойнозвончатый

И он шепчет прерывисто: – «Я не в силах… Возьму».

Груди жмешь локотком, скоблишь ножкой усиленней.

Он тебя обнимает, сжимает дрожа.

Наклоняет к земле… ты уже обессилена.

Ты прерывисто дышишь, протестуешь лежа –

Но напрасен протест – платье легкое скинуто,

Снежат белые ножки на душистых цветах…

Но вдруг… вспомнила ты, что ты в платье паплиновом,

И о платье паплиновом зарыдала в мечтах.

Старье

(1916-17).

Ваня любит Паню,

Паня любит Баню.

Паня пригласила Ваню на кадриль –

Ваня отказался.

Паню пригласили –

Паня согласилась.

Ваня захандрил.

Паня испугалась,

С Ваней об'яснилась.

Ваня бросил Пане

Ревности упрек.

Паня воздержалась…

Лица прояснились.

Видно Ване с Паней

Даже ревность впрок.

Просопопея

I.

Я только раз, о Мета, моя река

В ночь лунную сидел на берегу у моста

И только раз ее в моей рука

Была положена без умысла и просто.

Я только раз, о! всплески тихих волн

В беседе вашей с желтою осокой

Намеки уловил о счастьи высоком

И только им был в ту минуту полн.

Но вряд ли ей понятен был язык,

Который только нам служил для объяснений.

Нет, никогда сердечное стремление

Не выдаст горести присутствием слезы.

II.

Луна плыла… И было то начало

К признанью робкому со стороны ея.

Вода в реке несясь, шипела как змея

И много публики спешило от вокзала.

Что ей сказать в то время – я не знал,

В ответ промолвить что, терялся я невольно

Понятно-ль было ей, что сердцу было больно,

Что за любящего нелюбящий страдал?

Страшился я тогда порывов к поцелуям,

А между тем безумно их желал.

О, знает ли она, что я тогда страдал,

Что крик отчаянья был близок, неминуем.

III.

Наскучило сидеть и мы тогда ушли

И думал я совсем закончить наши встречи.

К чему они теперь, когда ни через речи,

Ни через взгляды частые мы счастья не нашли…

А кто-то в глубине измученной груди

Не знаю для чего рождал иные чувства.

И было на душе в то время как-то пусто,

И счастья я не мог ждать без своей любви.

Я с нею молча шел… Плыла луна высоко.