Бессмертен лишь человек - [13]

Р а у б е н г е й м е р. Да… Однако вы никому не обещали выбросить за окошко свою ученую квалификацию.

И с к р о в. При чем тут — обещал или не обещал? Вот представьте, что мы с вами поменялись ролями: вы — пленник, а я…

Р а у б е н г е й м е р. Понимаю, что вы хотите сказать. Я бы вел себя благоразумнее, чем вы.

И с к р о в. Позвольте вам не поверить, господин Раубенгеймер. Я тоже читал ваши работы.

Р а у б е н г е й м е р. Любопытно, что вы о них думаете?

И с к р о в. На свежесть и оригинальность ваши труды, честно говоря, не претендуют. Но глубокая эрудиция придает им несомненную значительность.

Р а у б е н г е й м е р. Не очень лестно.

И с к р о в. В каждой строке, в каждой мысли, которую вы стараетесь вбить в головы, чувствуется убежденный нацист.

Р а у б е н г е й м е р. Это не мешает мне быть терпеливым и доброжелательным по отношению к вам, коммунисту. И советую не торопиться с отказом. Прежде хорошенько подумайте. У вас будет для этого несколько дней. И знайте: от вашего решения зависит все.

Искров встал. Поднялся и Раубенгеймер. Молча глядят друг на друга.

И с к р о в. Прощайте, господин Раубенгеймер. (Выходит.)

Отель. И с к р о в  сидит у письменного стола и просматривает газеты. На другом, круглом, столе стоит ваза с фруктами, нетронутые бутылки с вином, конфеты. Искров покосился на стол, берет одну конфету, ест.

Входит  к е л ь н е р.

К е л ь н е р. Граф Бредероде.

И с к р о в. Граф Бредероде? Это его портрет в газете? (Показывает.)

К е л ь н е р. Граф Бредероде в штатском. А этот — военный. (Выходит.)

Входит высокий худой человек с грубым, точно у статуи со старинного рыцарского надгробия, лицом. Это — граф  Б р е д е р о д е, правая рука Гиммлера.

Б р е д е р о д е. Я вас не обеспокоил, генерал?

И с к р о в. Ничего, граф, я привык. На портрете вы совсем другой. (Показывает.)

Б р е д е р о д е. Здесь я в мундире. В тридцать шестом году зимой в этом отеле останавливался маршал Тухачевский. По-моему, даже в этом номере. Помню, он сделал мне замечание за то, что я явился к нему в штатском.

И с к р о в. Маршал Тухачевский не был в тридцать шестом году в Берлине.

Б р е д е р о д е. Был. (Достает из кармана фотографию.) Пожалуйста, убедитесь. Сидя вот здесь, на этом диване, мы снялись с ним на память. Я храню.

И с к р о в. Фотография совсем свежа.

Б р е д е р о д е. У маршала были основания скрывать свои симпатии к Германии. Вы многого не знаете, хотя и общались с ним двадцать пять лет. Это был в высшей степени честный и благородный человек. Но скрытный.

И с к р о в. Неправда. Он был открытый и прямой.

Б р е д е р о д е. Упрямство, с которым вы отвергаете старания германских ученых восстановить ваше положение, поистине удивительно.

И с к р о в. Вы называете это упрямством?

Б р е д е р о д е. В вашем уставе написано, что сдача в плен — есть предательство…

И с к р о в. Не трудитесь продолжать, граф. Я лучше вас знаю наши уставы.

Б р е д е р о д е. Зачем вы говорите со мной в таком тоне? В Хаммельсбурге вы издевались над почтенным генералом Дрейлингом. А здесь оскорбляете меня и старого члена национал-социалистской партии Раубенгеймера. Мы из добрых побуждений…

И с к р о в. Вы изо всех сил стараетесь оправдать надежды своего шефа господина Гиммлера? Пришлите его ко мне, я сам с ним поговорю.

Б р е д е р о д е. Слишком много чести, генерал.

И с к р о в. Для господина Гиммлера? Вы не лишены юмора, граф!

Б р е д е р о д е. Вы острослов, генерал.

И с к р о в. Положение обязывает. Господин Гиммлер вызывает во мне чувство брезгливости, хотя ему очень идет эсэсовский мундир. (Показывает газету.)

Б р е д е р о д е. Мундир — тряпка, как и всякая другая. Было время, я видел кайзера Вильгельма II в красном бархатном плаще ордена Черного орла. А чем это кончилось?

И с к р о в. Вот именно. Кончилось печально. А над своим концом вы не задумывались?

Б р е д е р о д е. Вы начинаете злоупотреблять моим терпением. Что ж, пеняйте на себя, генерал. (Поднимает телефонную трубку.) Пусть войдут. (Кладет трубку.)

Входят  д в а  вооруженных  э с э с о в ц а.

Вам придется, генерал, переселиться в другое место.

Эсэсовцы выталкивают Искрова.

З а т е м н е н и е.

Одиночная камера в берлинской тюрьме гестапо. И с к р о в  неподвижно лежит на койке, закрыв глаза руками. Входит  н а д з и р а т е л ь, ставит на стол железную миску и кувшин.

Н а д з и р а т е л ь. Приказано спросить, не желает ли генерал принять пищу.

И с к р о в. Какой сегодня день?

Н а д з и р а т е л ь. Воскресенье. Пошли пятые сутки, как вы объявили голодовку. (Уходит.)

Входит человек с низким лбом и перешибленным носом. Ставит свой портфель на пол, у двери, аккуратно прислонив его к стене; пристально вглядывается в исхудалое, землистое лицо Искрова. Это провокатор  Э й н е к е.

Э й н е к е. Позвольте представиться, господин генерал: советник политической юстиции по особо важным делам Эйнеке. Чтобы сразу же исключить всякую возможность разговоров о шантаже, ставлю вас в известность, что я — старый член национал-социалистской партии и глубоко убежден в том, что СС есть моральная опора армии, гарантирующая ей безопасность со стороны тыла.