Беспризорник Кешка и его друзья - [5]

Лу серьезно отнесся к побегу. Еще с вечера он незаметно взял на хозяйской кухне кусок белого хлеба, остаток курицы и под покровом темноты спрятал все это в условленном месте. А перед тем как ложиться спать, раскрыл настежь дверь сараюшки, чтобы услышать крик первых петухов. Но этого ему показалось недостаточно: он выставил оконное стекло и, полный тревожных мыслей, лег спать. Спал беспокойно. Чуть раздавался легкий шорох или лязг цепи сторожевой собаки, Лу вскакивал, прислушивался и, убедившись, что время не наступило, опять ложился. Ему снились всадники, похожие на моряков, рабочие, которые воевали в степи с американцами и японцами. В этом бою был и он с Кешкой, рубил саблей врагов. А противник наседал и наседал. Из-за сопки шли на партизан новые и новые сотни. Но вот враги дрогнули. Рядом с Кешкой и матросом летел во весь опор и Лу, преследуя отступавших. В самый интересный момент, когда его и Кешку награждали за отвагу, из курятника отчетливо и звонко донеслось:

— Ку-ка-ре-ку!

Лу вскочил, быстро протер заспанные глаза, положил в карман кремень, увеличительное стекло, пустую гильзу, затем вышел на улицу и осмотрелся. В большом одноэтажном, сложенном в сруб, хватовском доме света в окнах не было. Лу насторожился: «Ведь могли же подслушать наш разговор с Кешкой и теперь поймают». Ему стало страшно. На цыпочках он подошел к собачьей будке, просунул худую руку в открытую дверцу, погладил по голове Рыжего, дал ему кусочек хлеба.

Гремя цепью, пес вылез из конуры, положил большие лапы на грудь китайчонку и несколько раз лизнул его лицо влажным и шершавым языком.

Мальчик не сопротивлялся. Ласка собаки растрогала его. Сдерживая себя, он молча потрепал единственного в хозяйском доме друга и на ходу проговорил:

— Прощай, Рыжик, прощай!

Пес последовал за ним, но цепь не пустила.

Крадучись, батрачонок подошел к заднему двору, вылез через дыру и побежал к условленному месту, чтобы посмотреть — там ли Кешка.

Кешки еще не было, и Лу хотел пуститься в обратный путь, чтобы разбудить друга, но подумал: «Дай-ка посмотрю, тут ли хлеб и курица?» Он подошел к дереву, присел на корточки и пошарил в дупле. Там ничего не было. «Неужели Кешка обманул? Взял хлеб и ускакал сам, а меня оставил. Пусть едет. Пусть скачет. Никогда играть с ним не буду. Это разве товарищ? Это — обманщик. Пусть, пусть! Он еще что-нибудь попросит у меня, я тогда ему припомню!»

Огорченный Лу пошел обратно, чтобы незаметно пробраться в сараюшку и лечь спать.

Звезды по-прежнему мерцали в вышине. Где-то щелкали соловьи, где-то хрипло прокричал филин, прощаясь с ночью:

— Ух-ма! Ух-ма!

Лу стало жутко. Досадуя на себя и ругая приятеля, он быстро шел к ненавистному дому и думал: «Хорошо, если не заметили, а то будет порка».

4

Проснувшись, Кешка сразу вспомнил о побеге. «Не проспал ли?» Но из спальни хозяйки послышался бой стенных часов:

— Бом, бом, бом!

«Три часа. Пора. Как же выбраться из дому? Если в дверь — заскрипит, — размышлял Кешка. — Полезу в окно!»

Он глянул на образа, тускло освещаемые мигавшей лампадой, подошел к кухонному столу, нащупал противень, взял оттуда несколько пряников и сухарь, положил их за пазуху и осторожно раскрыл окно; в лицо потянуло свежим ночным воздухом. Мальчик ловко взобрался на подоконник и спрыгнул во двор. «Ленька, наверно, давно ждет меня у дуба, а я все еще копаюсь», — подосадовал на себя Кешка и заторопился. Сделав два шага к конюшне, он остановился: «Ключи забыл взять! Да и как Вулкана будем взнуздывать? В недоуздке удил-то нет. А так нельзя — разнесет. Надо обратно лезть на кухню за уздечкой и ключами. Эх, разиня! — ругал себя Кешка. — Ладно, мигом вернусь, возьму ключи и уздечку!»

У ног его очутилась хозяйская собачонка Жулька. Она сладко поскуливала. Кешка что-то шепнул ей, залез на подоконник и стал водить ногой, нащупывая место на лавке, чтобы ступить. Вдруг с крынки слетело блюдце и громко задребезжало, а босая нога оказалась в большом горшке со сметаной. По телу мальчика пробежала дрожь, на лбу выступил пот. Кешка так и замер, плотнее прижавшись к подоконнику, боясь пошевелиться и даже вытащить ногу из горшка. «Не разбудил ли Ваську? Тогда все пропало. Ведьма схватит и будет бить».

Убедившись, что опасности нет, он осторожно подошел к стене, оставляя на полу следы, взял ключ, уздечку и тем же путем проворно вылез на улицу.

Дрожащими руками пастушонок отпер замок, висевший на массивной скобе, и потянул тяжелую дверь. Вороной конь повернул голову и, узнав подпаска, приветливо заржал. Мальчик зашел в стойло, похлопал лошадь по шее, чувствуя, как мелкая дрожь прошла по телу животного, порывистым движением снял недоуздок, взял уздечку и торопливо стал просовывать удила в рот лошади, стараясь разжать стиснутые зубы.

— Назад! Сдать назад! Ну скорей, Вулканчик, скорей! — приглушенным голосом уговаривал Кешка.

Конь неловко попятился, гулко ступая подковами по сырому полу.

Подпасок снял со стены тяжелое казачье седло, укоротил ремни, суетливо оседлал мерина и вывел его из конюшни. Потом он вытащил задвижку, замыкавшую одновременно ворота и калитку, и очутился за двором. Подведя лошадь к скамейке, прибитой к забору, он поспешно сел в седло, опасливо взглянул на хозяйский дом — нет ли в окнах света? — дал шенкеля, и конь рванул вперед.